(Не)строго бизнес

Стоя на деревянных подмостках возле рабочей бытовки, в каске и огромных сапогах, Эмилия, щурясь от полуденного знойного солнца, заворожённо наблюдала за вгрызающимися в каменистую почву ревущими экскаваторами и сияла лучезарной улыбкой. Уверен, что в этот момент она видела совсем другую картинку, ту, что создала сама, начиная работу над проектом арт-отелей, и влюбилась в нее до одури. Эмилия восхищенным взглядом смотрела на свою «Мечту», я на нее, а Клайд, который, как моя правая рука, поехал с нами, на нас обоих, с мрачно-настороженным выражением.

– Не могу поверить, Эйд. Невероятно! Это мечта, – снова и снова повторяла Эм, подпрыгивая на месте и в порыве эмоций сжимая мою ладонь. Я мог лишить ее этого. Действительно мог. Теперь об одной мысли о том, что я чуть было не сотворил, у меня щемило и давило в груди.

Никакой совести, Батлер! Забыл собственные постулаты?

Я не забыл.

Батлер не способен на чувство вины, он хищная хладнокровная машина для зарабатывания денег. Непробиваемый аллигатор, вальяжно чувствующий себя в любом, даже самом грязном и топком болоте. Батлер не умеет сожалеть, сочувствовать и сострадать, ему абсолютно плевать, как смотрятся его методы для получения прибыли и достижения целей со стороны.

Но вся проблема в том, что я не Батлер.

Рядом с Гордеевой я становлюсь тем, кем был когда-то очень давно.

Он носил другую фамилию, жил другой жизнью и смотрел на мир совсем другими глазами.

Однако тот, кого пробудила во мне Эмилия, ненамного лучше и, отчасти, гораздо страшнее, ожесточённее и опаснее хладнокровного и сдержанного бизнесмена Адриана Батлера. Только светлая улыбка Эм, ее искренняя непосредственность и умение радоваться малому, держали неуправляемого монстра на цепи. Одна ошибка… всего одна и все закончится, не успев начаться.

А пока… лишь тяготящее присутствие Гиббса останавливало меня от того, чтобы сместить градус внимания Эмилии на меня и воспользоваться одной из пустующих бытовок. Нет ничего лучше полуденного ностальгического секса. Но, увы, не при всевидящем надзирателе. Зато две ночи в бунгало на самой кромке Черного моря с индивидуальным закрытым пляжем, принадлежали только нам. Мы пили вино, ели креветки, смеялись до боли в животе и голые носились по берегу, а потом бросались в разогретые морские волны, подсвеченные серебристым светом луны…

Мы не говорили о прошлом, о чувствах, не лезли друг другу в душу, не выставляли накопившиеся счета и не предъявляли претензий. За время, проведенное в Крыму, я понял, что вдохновило Эмилию на создание «Мечты», почему она выбрала именно эти места для реализации своего проекта. Они что-то изменили в нас, согрели, исцелили. Лия не пыталась дерзить, не напоминала о контракте, улыбалась открыто и искренне, иногда застывая блуждающим, рассеянным взглядом на моем лице. Я делал тоже самое, когда она не видела. Когда засыпала рядом со мной, уставшая и счастливая. Только тогда я мог смотреть на неё так, как хотел…

Чтобы ни случилось с нами завтра, я знаю, что не забуду две жаркие южные ночи, пропитанные соленым морским ароматом и вырвавшейся на свободу жаждой телесной близости. Я не забуду загорающиеся на горизонте алые рассветы, ласковый шепот ветра и умиротворяющий плеск волн за окном. Не забуду теплоту нежной кожи моей гордячки и вкус ее поцелуев, заливистый смех и протяжные стоны на пике экстаза. Мы практически не спали, отдавшись захлестнувшей нас страсти, но вернулись в Москву чертовски довольными и полными сил.

В офисе соблюдать субординацию и держать дистанцию становилось сложнее с каждым днем. Эмили старалась не выдавать своих эмоций, очень нервничала, когда замечала любопытные взгляды офисных сплетниц, но упорно «держала лицо».

Между нами постоянно искрило. Неважно – спорили мы или приходили к общему знаменателю в решении рабочих вопросов – сексуальная энергия, исходящая от нас, била через край. Сохранять служебный роман в тайне и дальше казалось невозможным. Нас выдавали горящие искрометные взгляды, которыми мы обменивались и платиновые браслеты, которые оба носили на своих запястьях.

Иногда, во время планерки, где она отчаянно отстаивала свою позицию, один за другим отметая мои поправки и замечания, я на глазах у всех утаскивал ее в свой кабинет, чтобы устроить разбор полетов в приватной обстановке – так должны были думать сотрудники, а что на самом деле вертелось в их головах, я плевать хотел.

Я запирал кабинет и набрасывался на Гордееву, как оголодавший дикарь. Бедный стол с трудом выдерживал всю мощь моего недовольства, заканчивающегося синхронным умопомрачительным оргазмом. После она отчитывала меня за несдержанность и непрофессионализм, приводя в порядок одежду и выходила из кабинета с дежурной, невозмутимой улыбкой и самоуверенным выражением лица, по которому невозможно было догадаться, что всего несколько минут назад, она лежала с задранной до талии юбкой на моем столе или стояла на коленях, доводя меня до грани своими губами, или прыгала сверху, пока я сидел в кресле, сжимая жадными ладонями ее грудь.