Отца Анни видела ещё реже матери с сестрой, и ей не терпелось поговорить с ним.
Казалось, королева Каролина была смущена вопросом.
– А зачем ему там быть? Он не любитель подобных церемоний. Мы с ним увидимся сегодня днём на рыцарских боях и лошадиных скачках. Разумеется, ты будешь сидеть по другую сторону поля, но главное, что мы все там будем. А теперь ступай к сестре. Как видишь, я делаю всё, чтобы ты чувствовала себя частью нашей семьи. Я и так прошу у тебя совсем немного.
– Конечно, нет, мама, – сказала Анни.
Она бы предпочла поцеловать маму в щёку, как Гвендолин, но это было непозволительно. Даже сам намёк на это раздражал мать, не столько из-за Анни, сколько из-за самой ситуации, как говорила всем королева. Анни была единственной, кому она разъясняла, как важно королеве быть сдержанной к другим, и насколько ужасно будет для королевства, если она потеряет свою красоту.
Получив разрешение выйти, Анни поклонилась маме и вышла из комнаты. Ей вовсе не хотелось идти в покои Гвендолин. Когда Гвендолин пришла к сестре, первое, что она сказала, было следующее:
– Может быть, мне не стоило и приходить. Не хочется своим присутствием портить твой образ на твоём же дне рождения.
– Да тьфу ты! – зафыркала Гвендолин. – Садись же в конце зала, как всегда, и ничего страшного не произойдёт.
Анни взглянула на фрейлин. По выражению их лиц было заметно, что дамы не хотели видеть сестру Гвендолин так же сильно, как и сама Анни не хотела находиться на именинах сестры. Каждая из дочерей благородного происхождения обладала такими магическими качествами, как красота и обаяние, однако, никто не обладал ими в той же степени, что и Гвендолин.
– Мы вот как раз любовались платьями, которые прислал мне принц Дигби, – сказала Гвендолин, пока Анни шла к стулу в конце залы.
Фрейлины наблюдали за тем, как Анни шла к стулу, и их выражения лиц изменялись, как одно, на одобрительное, особенно, когда она, наконец, села. Анни прекрасно знала, что пока она будет на порядочном от всех расстоянии, присутствующие будут вполне дружелюбны.
– Он прислал двадцать платьев чудеснейшей ткани из липы! – объявила леди Сицилия, самая молодая из всех присутствующих.
Она подняла фиалковое платье в серебряном узоре со словами:
– Ну разве оно не прекрасно?
– Разумеется, – отозвалась Анни. – Платье чудесно подходит твоим глазам, Гвенни.
Гвендолин покраснела, что отразилось на её щеках, придавая им характерный бледно-розовый цвет.
– Я же просила так меня не называть. Это звучит не слишком по-королевски.
– Да так же, как и Анни, хотя ты всю жизнь так меня называла, – ответила Анни, отвернувшись к окну. Она не желала видеть насмешек сестры или доводить дело до слёз или ещё каких-нибудь неприятностей, до которых была так горазда Гвендолин.
– Вот ты где, дорогая, – сказала с порога королева Каролина. – Я с удовольствием вижу, что ты решила присоединиться к сестре и помочь её открывать подарки.
Анни вздохнула и отвернулась от окна. Если мама хотела считать, что она пришла сюда по собственной воле, пусть так думает.
– С добрым утром, мама, – сказала принцесса, вставая со стула, что все уже давно сделали.
– Садитесь, – отозвалась королева, занимая ближайшее к Гвендолин место и одновременно заставив молодую особу, сидевшую на том же месте, искать себе иное местоположение. – В конце концов, это же неформальное собрание.
Гвендолин села, положив руки на подол платья, в то время как фрейлины искали места получше, чтобы видеть все подарки королевы. Все знали, что как только королева уставала от бесконечных подарков, она имела обыкновение отдавать какой-нибудь из них той, кто восхищался им более всего. В течение многих лет её фрейлинам перепадали таким образом некоторые красивые безделушки.
Когда все уселись на своих местах, Гвендолин хлопнула в ладоши со словами:
– Сегодня у меня для вас есть особенное угощение.
По её сигналу Сицилия подбежала к двери, впуская множество слуг с подносами в руках. Одним из даров принцессы от рождения была прекрасная фигура, так что она могла есть что угодно без опасения набрать лишний вес. В число её излюбленных блюд, большинство из которых Анни не могла себе позволить, входили сахарные булочки и пища, которую можно есть руками. В то время как прекрасные леди уничтожали булочку за булочкой, Анни надкусывала края единственной булочки, которую она взяла просто из вежливости. Булочка была настолько сладкой, что у Анни невыносимо болели зубы, но она улыбалась, стараясь показать всем, что получает на самом деле непередаваемое удовольствие. Через несколько минут её живот начал урчать; в какой-то момент Анни была рада, что сидит одна.