– Вот они сделали эту подсветку на всех домах, электричество просто так уходит в воздух, а у нас во всём районе каждый день свет отключают. А в парках мраморы положили, а зимой как ходить? Пора уже называть имена своими вещами… У меня двоюродная сестра на этих мраморах в декабре, когда снег был, так упала, что потом три месяца лежала, нога в гипсе была. Вот дороги сделали, это хорошо, а то раньше какие дороги были?.. – И дальше в том же духе – усталость периодически уводила моё внимание за границу яви, но вдруг я почувствовал некоторые изменения в монотонно-дружелюбном фоне пустой болтовни и очнулся. Таксист примолк, а я заметил, что Ниязи корябает шариковой ручкой в небольшом блокноте.
– Э… хорошие дороги, ездить очень удобно, – сказал водитель, покосился на блокнот и замолк навсегда.
«Ты что, правда записывал всё, что он говорил?» – спросил я Ниязи в мессенджере. В ответ пришло: «Да нет, конечно, я там бабу голую рисовал. Но против болтливых таксистов это всегда помогает».
– Посмотри, какая сегодня луна! – сказал я заскучавшей Сайке, решив привнести в поездку немного романтики.
– О, как сладостно ночью, когда на колокольне бьют часы, любоваться луной, у которой нос вроде медного гроша! – ответствовал вместо Сайки Ниязи.
– Что? – удивилась Сайка, но я удивился ещё сильнее:
– Ты что это сейчас, процитировал стихотворение Бертрана?
– А ты знаешь Алоизиюса Бертрана? – в тон мне спросил Ниязи. – Ты у нас, оказывается, интеллектуал!
Это снисходительное «у нас» рассердило меня.
– Никогда не считал себя интеллектуалом и быть им не хочу, – ответил я с негодованием.
Вернувшись домой, я постарался как можно меньше шуметь в прихожей, но, когда начал стягивать с ног кроссовки, мне навстречу вышли мама и Зарифа – обе очень злые, судя по лицам.
– Этот твой индус не уходит! – сообщила мама с возмущением. – Сидит там, как не знаю что! Как будто так и надо!
Иногда мне кажется, что в роддоме меня подменили.
– Он не индус, он азербайджанец, его зовут Бахрам, – устало сказал я.