Меня разбудил «Master of Puppets» Металлики. И, кажется, не только меня одного. Эта песня уже пару лет служит мне сигналом будильника, которым я пользуюсь крайне редко, ибо считаю, что вскакивание под будильник – одна из привычек, присущих рабам. Так что мои соседи и домочадцы как-то не успели морально привыкнуть к бодрящим звукам хэви-метала по утрам, и каждый раз, когда обстоятельства принуждали меня встать рано и не по своей воле, гитарный рёв, оглашавший идиллическую тишину утра, становился для окружающих сюрпризом. При первых же аккордах я вскочил, схватил телефон и вырубил его. Только после этого разлепил глаза.
Мы ехали – опять верхом на Мике – записывать мою последнюю песню. По дороге разговоров только и было что о моей смерти.
– Это как-то странно, – осторожно высказал свою точку зрения несклонный к спорам Мика. – Ну, допустим, ты вот притворяешься мёртвым месяц, два. А потом что? Кто-нибудь из знакомых тебя точно увидит. И как же родственники?
– У нас нет родственников, – не без веселья ответил я, нежно дёргая Сайку за колючие кончики длинных волос. – Мама избавилась от всех родственников, да и Зарифа никогда не была общительной очаровашкой. Так что толпы скорбящей родни к нам домой ломиться не будут. Мамкины коллеги – эти могут, да, но, когда они приходят, я всегда ухожу из дома, так что всё в порядке.
– Если это была идея Ниязи, – в голосе Мики зазвучал маниакальный ужас, – то это вообще да-а…
– Мика, у тебя бзик на Ниязи, – встряла Сайка. – Ты с самого начала пытаешься нас настроить против него. Он что, увёл у тебя девушку?
– Не тупи, ты прекрасно знаешь, что Мика – порядочный парень, он до свадьбы с девушками не е…ся! – фыркнул Джонни.
– Джонни, я тебе много раз говорил и ещё раз скажу – иди в жопу! – обиделся Мика.
– А мы разве не в ней? – с искренним удивлением спросил Джонни, выглядывая в окно. Мы проезжали мимо плоских заборов, которые тянулись по обе стороны дороги, высокие, безмолвные, и казалось, что за ними вообще ничего нет. Абсолютная пустота. Как будто мы ехали на машине в какой-то гоночной компьютерной игре. В таких я всегда пытался выехать за пределы дороги, разузнать, что там есть, но там, конечно же, ничего не было – разработчики игры не ориентировались на любознательного пользователя, обладающего исследовательским духом.
Ничего, когда-нибудь по этой дороге я поеду в аэропорт, и на этот раз она точно куда-нибудь приведёт. Я вспомнил город, который снился мне этой ночью. Меня тревожило чувство, что в этом городе я уже когда-то бывал.
Избавив студию от заселившей её саранчи, мы записали последнюю песню, и она показалась нам такой прекрасной, что даже коровья морда Эмиля приобрела слегка одухотворённое выражение, а Джонни на некоторое время перестал материться.
– Кажется, мы перешли на какую-то новую ступень, – поделился мнением мой лучший друг.
Сайка внезапно разрыдалась. Когда при мне плачет женщина, я становлюсь как осётр – женские слёзы, словно соляная кислота, превращают мои кости в хрящи. Омерзительное чувство. Только что ты был горд, смел и готов в одиночку вступить в словесную схватку с полчищем блогеров, и вот через минуту стоишь перед плачущей девушкой и жалко блеешь, пытаясь узнать причину её внезапных слёз, а если повезёт – то и утешить. Плакать Сайка любит и умеет, картинно размазывая по щекам косметику, проливая чернильные слёзы и заламывая красивые тонкие руки. В конце концов я разозлился и сказал:
– Ты решила сделать это доброй традицией, да? Каждый раз плакать, когда мы приезжаем к Мике на дачу?
– Мне страшно, – проскулила Сайка. Джонни округлил глаза, в правом было написано: «И вы ещё хотите», а в левом – «иметь девушку». Спиной же я чувствовал осуждающий взгляд Эмиля, который, когда речь заходила о Саялы, считал меня кем-то вроде Синей Бороды и Отелло в одном лице.
– Чего тебе страшно? – рассеянно поинтересовался я, разглядывая усатую членистоногую тварь, ползшую по отсыревшей стене.
– У меня предчувствие.
– Ну, – выдавил из себя я и замолчал. Никогда раньше моя девушка не страдала