Не смей !

- Хитер! Ну что ж, я рад, что вы не вовсе порываете с университетом, хоть лабораторию за собой оставляете. Вам нужна лаборантка?

- Нет, спасибо. Я обойдусь один. Уборщица - она у нас одна на весь коридор, на десять лабораторий. Тетя Дуся. Вот зайдет на полчасика в день, уберет. А больше мне ничего не нужно. - Профессор Грачев посмотрел на часы и поднялся. - Я не обманул вас, мы уложились ровно в десять минут.

- Прошу вас, Михаил Михайлович: если возникнут какие-нибудь осложнения... С материалами, может быть, или что-нибудь в этом роде - не забывайте обо мне.

- Спасибо, Август Иванович.

* * *

Михаила Михайловича студенты за глаза называли Михмихом. Он знал это и нисколько не обижался: педагогический опыт свидетельствовал о том, что подобным образом конструируются обычно прозвища тех, к кому не пристают почему-либо обидные клички. К примеру, декана биофака Григория Григорьевича Григоренко называли Грикубом, а секретаршу ректора Людмилу Юрьевну - именем, взятым, казалось, из романа об инопланетянах: Люю. За много лет Михаил Михайлович настолько привык к прозвищу, что мысленно и сам называл себя так. И в семье - пока была семья - его так называли. Жена давно умерла, сын профессор Киевского университета - и сейчас каждое письмо начинает обращением: "Мой дорогой Михмих!".

Михмих сказал ректору правду: он действительно потерял интерес к делам своей кафедры, факультета. Собственные лекции стали казаться ему столь скучными, что он искренне удивлялся долготерпению студентов. Но оживлять чем-либо лекции не было уже никакого желания.

Только в одном Михмих был не вполне откровенен со своим бывшим учеником: в глубине души равнодушие свое к факультетским делам он объяснял вовсе не старостью. Нет, не старостью, а скорее напротив: страстью. Экспериментом, поглотившим все его существо, все его помыслы, не оставившим места для каких-либо иных интересов. Все остальное потускнело рядом с его открытием. Ибо это было именно открытием - экспериментом Михмих называл это только из вящей осторожности, только временно, пока не придет пора пригласить в лабораторию членов ученого совета, представителей Академии, журналистов...

В лаборатории профессора Грачева уже дважды работал... (Нет, работал - не то слово: работают и машины... Функционировал? Тоже не то... Жил?) Профессору Грачеву удалось создать в своей лаборатории Большой Мозг и уже дважды обеспечить на некоторое время его нормальную жизнедеятельность и нормальную работу.

Большой Мозг - это определение было бы довольно точным, но Михмиху оно казалось и слишком лобовым, и несколько опошленным: ведь даже компьютеры, жалкие компьютеры, называли "электронным мозгом". Электронно-вычислительные машины, усовершенствованные арифмометры, ничего больше. Всяческая штампованная дребедень, запрограммированная от и до. Нет, профессором Грачевым был создан настоящий мозг, но гораздо больший и гораздо более мощный, чем обычные! Никакой электроники, только биохимия. Никаких токов, кроме биотоков. Не электронный, а подлинный, живой, нейронный, так сказать.

"Ладно, окрестят, за этим дело не станет", - думал, улыбаясь собственным мыслям, старый ученый. Ему хотелось, чтоб его позднее детище носило имя, похожее на человеческое. "Мсье Бомо" - так называл он пока что в дневнике эксперимента Большой Мозг. То, что находилось в лаборатории, в нижней камере опытной установки.

Уже дважды Михмих имел честь беседовать с Мсье Бомо. К сожалению, обе беседы были крайне непродолжительны: первая длилась всего две минуты, вторая три минуты семнадцать секунд. В этом-то и состояла теперь самая большая трудность: как удержать Мсье Бомо, как продлить его жизнь? Сначала казалось, что главное уже сделано, принцип найден, а продление каждого из сеансов вопрос, в сущности, количественный, технический. Хотя бы до десяти минут! Михмих решил, что обнародует свое открытие лишь тогда, когда научится удерживать Мсье Бомо по крайней мере десять минут. Но выяснилось, что пути к этому очень сложны. Найти их пока что не удавалось.

* * *

Открывая собственным ключом дверь лаборатории, Михмих взглянул на примелькавшуюся за многие годы табличку: "Биохимическая лаборатория профессора М. М. Грачева". Он не был тщеславен, но не без удовольствия подумал: "А табличку-то им придется через несколько лет сменить. Напишут: "...имени профессора М. М. Грачева". Впрочем, почему "профессора"? Возможно, что "академика". Вполне возможно".

Васька, спавший возле батареи, поднял голову ему навстречу. Внимательно следил за Михмихом, пока он ходил по лаборатории, а когда он сел за стол, встал, сладко потянулся, подошел на своих мягких лапах, вспрыгнул на колени, с колен на стол и сел с таким видом, который мог означать только одно: "Ну что ж, работать - так работать".

Кот, собственно, был общефакультетский, сперва чаще всего его можно было встретить в буфете, там Михмих с ним и подружился. Несколько раз, обходя факультет, кот заглядывал в лабораторию, а потом и вовсе переселился сюда.