Не прощаюсь

– Разве утка может перестать быть уткой оттого, что она – птица? – пожал плечами бывший прапорщик. – Это отлично, что я еврей. Евреи нужны мировой революции. Потому что мы есть во всех странах. Мы – как цемент, который всё сцепит. Или нет – мы электрические провода, по которым пойдет ток и всюду загорится свет… Ой, у них свет погасили. Спать ложатся. Может, и нам отдохнуть? Третий час ночи.

– Отдохну я, мне завтра наверняка опять по городу бегать. А ты сиди, наблюдай.

Алексею показалось, что он только-только сомкнул глаза, когда по лбу что-то щелкнуло. Вскинулся на топчане – в лицо полетела еще одна скомканная бумажка.

Через окно сочился рассвет.

– Подъем, – тихо сказал Шварц, отрываясь от бинокля. – В прихожей свет. Объект надевает шляпу.

Романов уже натягивал сапоги.

– Который час?

– Двадцать минут пятого.

Куда Гущин собрался в такую рань? Это неспроста.

– Можешь подрыхнуть, пока меня нет, – крикнул Романов уже из коридора.

Объект вел себя не так, как вчера. Через каждые десять шагов озирался. Знать, важное дело. Вчера встречался с подчиненными, сегодня идет к начальнику – это было бы логично.

Горячо, горячо!

Смешные гущинские предосторожности для Алексея, конечно, проблемы не представляли. На пустой улице можно отстать на безопасную дистанцию, а перемещаться бросками, от прикрытия к прикрытию.

Так дошли до Таганки, где Романову сначала не повезло. Надо ж такому статься! Из-за угла вдруг выехал извозчик, черт знает откуда приблудившийся в этот глухой час. Гущин махнул рукой, уселся. Вот когда пригодился бы велосипед!

Но удача сменила гнев на милость. Извозчик переспросил зычным голосом, далеко слышным в рассветной тиши:

– К Страстному? Доставим!

Пролетка покатилась вниз по Земляному Валу.

Минут через пять Романов тоже нашел извозчика. Тот не хотел брать седока – у него закончилась смена, но Алексей за неимением удостоверения предъявил «наган». Убедительный довод подействовал.

Погнали со всей мочи и более коротким путем – через Яузу и по бульварам. Поэтому на площадь перед Страстным монастырем Романов попал раньше и несколько минут прятался за одиноким, нахохленным Пушкиным, прежде чем на углу Сытинской типографии остановилась знакомая коляска.

Потом Гущин довольно долго петлял переулками, постоянно оглядываясь. Романов тихой тенью скользил сзади.

Напротив большого жилого дома объект остановился. Стал чего-то или кого-то ждать. Время было 4.52.

Ровно в пять из подъезда вышел прямой, как шест, мужчина в клетчатом кепи. Гущин шагнул навстречу, приподняв котелок. Незнакомец просто кивнул, подал руку первым. Командир – без сомнений.

Романов чуть не запел.

Медленным шагом заговорщики двинулись в сторону Алексея. Он спрятался в подворотню, слился со стеной.

Они прошли не более чем в пяти шагах.

– …Численность растет, а сумма выделяется прежняя, – торопливо говорил Гущин. – Стадниса это не касается, у него все люди на советском жалованье, но Бердников и Тышкевич в большом затруднении.

– Хорошо. Поставлю вопрос о финансах перед штабом. Прямо сейчас.

Профиль у дивизионного командира был твердый, будто выкованный из чугуна. Подбритые в узкую полоску усики. Больше Романов ничего разглядеть не успел.

Решил, что досчитает до двадцати, прежде чем выглянет вслед – не дай бог дерганый Гущин как раз оглянется и заметит. Потом решил, что безопаснее досчитать до тридцати.

Судьба уберегла – не иначе.

На счете «двадцать семь» мимо укрытия беззвучно проплыл некто в сером пальто и сером матерчатом картузе.

Это что за новости?

Романов осторожно, чуть-чуть, высунулся – и снова спрятался.

Серый вскинул к глазам руку – как бы поглядеть на часы, но чуть выше, чем требовалось. Жест знакомый. Подобным образом секретных агентов учат проверять, нет ли слежки. Стекло на часах для этого делают зеркальным.

У ВЧК в штате таких умников нет. Вывод? За дивизионным командиром ходит личный телохранитель, хорошо подготовленный.

Слежка становится рискованной. Рано или поздно профессионал ее заметит.

Сюрприз. Пренеприятный.

Или пан, или пропал

И все же Алексей решил, пока не кончились тесные переулки, походить за интересной троицей еще. На широкой улице или на площади, конечно, придется их выпустить. Эх, жалко!

Минут через пять «дивизионный» и Гущин распрощались. Дальше человек с чугунным лицом двинулся один – если не считать сопровождавшую его на отдалении «тень». Охранник держался метрах в двадцати, на противоположном тротуаре, и всё время поглядывал по сторонам, не забывая проверять и тыл – то на часы посмотрит, то в витрину.

Ужасно не хотелось выпускать такую добычу. Возникла некая идейка, но до того наглая, что Романов сначала от нее отмахнулся – бред. Идейка, однако, вернулась и скреблась всё настойчивей.

Чугунный сказал Гущину: «Поставлю вопрос перед штабом. Прямо сейчас».

Значит, он идет на заседание штаба. Какого – ясно. Это шанс выяснить, где собирается всё руководство «Союза», а может быть, и установить состав.

Конечно, риск велик. Но в случае успеха велик будет и приз.

Впереди между домами появился широкий просвет – какая-то большая улица. Там слежке конец.