Не проблема, а сюжет для книги. Как научиться писать и этим изменить свою жизнь

Хейз рассмеялась – чужие редко слышали этот хрустальный смех.

– Повышения ты не получишь!

Он моргнул и отступил в сторону, продолжая меланхолично улыбаться. Хейз вышла на широкую открытую арену. Аплодисменты стали оглушительными. Десять тысяч людей вскочили на ноги, крича, размахивая флагами. Кое-кто даже плакал. Хейз вышла в центр сцены и подняла руку. Телесуфлеры, подвешенные справа и слева, напоминали тонкие призмы. Обогреватели, установленные на сцене, создавали заметную преграду для холодного ноябрьского воздуха. Дрожащий, волнистый экран превращал слушателей в странный мираж.

Впрочем, все это было не важно. Все было так, как и должно быть. Перед ней были те, за чьи сердца она боролась. И она позволила радостному шуму окутать ее, словно мягким пледом.

– Спасибо, что пригласили меня на ваш прекрасный стадион, жители Айовы!

Невероятно, но шум стал еще сильнее.

Хейз широко улыбнулась.

Она уже готова была начать выступление, когда раздался первый выстрел. Казалось, что прозвучал громкий автомобильный выхлоп. Пуля пронзила дрожащий тепловой экран перед сценой.

Два агента секретной службы мгновенно повалили сенатора Джину Хейз и закрыли ее собой. Прозвучал второй выстрел.

В этой сцене присутствует напряженное ожидание (подчеркнуто), потому что читатель не знает, жива ли Джина или убита. Кроме того, в ней есть информация (выделено серым цветом), поэтому технически сцена вполне неплоха. Но я хотела, чтобы моя книга была не просто неплоха, но хороша. Кроме того, мне хотелось добавить эмоций: мне хотелось, чтобы читатели испытывали какие-то чувства по отношению к этому персонажу и волновались из-за того, что Джина оказалась в опасности. И еще мне хотелось романтики или юмора (в данном случае больше юмора), потому что, просмотрев все карточки, я обнаружила, что в книге вообще нет ни одной буквы R, что слишком уж повышало напряженность.

В процессе редактирования я сначала изменила карточку следующим образом:

Затем я написала небольшой фрагмент и вставила его в начало сцены. Юмор я выделила курсивом, а эмоции – жирным шрифтом.

– Ты прекрасно выглядишь.

– Чарльз, мы живем в новом тысячелетии! Ты хочешь сказать, что я выгляжу властной? Умной? Способной и энергичной?

Но широкая улыбка сенатора Джины Хейз явно говорила о том, что она подшучивает над мужем. Он всегда говорил именно то, что нужно. Это был один из его талантов.

– Именно это я и хотел сказать.

Он притянул ее к себе и обнял. Это случалось так редко, что Мэтью Клеменс перестал бубнить о семи разных встречах, сотнях текстов и электронных писем и о телефонном разговоре с журналистом CNN и в изумлении уставился на супругов. Они втроем стояли за кулисами сцены на стадионе «Кинник» в кампусе университета Айовы. На ночном небе сиял удивительно яркий и широкий полумесяц. В зимнем воздухе чувствовался легкий морозец, пощипывавший носы и кончики пальцев. Не следовало заставлять рекордное количество сторонников ждать. На стадионе собрались 35 тысяч человек в куртках, шапках и шарфах. Все хотели услышать историческое выступление той, которая собиралась стать первой женщиной-президентом Соединенных Штатов Америки.

До выборов осталось шесть дней. Журналисты предсказывали наибольшее количество участников голосования в истории. За кулисами суетились техники, телевизионщики и охранники. Жизнь сенатора Хейз давно стала общественным достоянием, и сейчас не меньше двух кабельных каналов показывали на всю страну объятие супругов. Джина знала об этом или хотя бы догадывалась.

Но ей не было до этого дела.