- Та не, не очень. Через полчасика выйдем.
Навстречу медленно двигалось темное на фоне снега пятно, оказавшееся сухоньким мужичком, шедшим по той же невидимой тропинке.
- Эй, Потапыч! - узнала его бабушка. - Куда эт ты собрался?
- А к рельсам. Скоро поезд пройти может. Подцеплюсь и до следующего факела, а то этот мне че-то не очень.
- Мест нет, али заелся с кем?
- Нет, Клавуша, мест ого-сколько, оттого и хочу куда-нибудь, где полюднее. А твой Пашка там, только скурвился он...
- Ты чего болтаешь? Сам скурвился! Ишь какой умник, ты больно правильный! Едь-едь, пень ворчливый!
Потапыч прибавил шагу и так понесся к рельсам, словно ему могли в спину выстрелить.
Оставшуюся часть пути прошли молча.
Вскоре почувствовался специфический запах, а чуть позже над деревьями вспыхнули несколько огромных языков пламени.
- Что это? - Турусов сощурился за стеклами очков.
- Это он, голубчик, пристанище наше. "Факел", что я говорила.
Перед ними открылась квадратная бетонная площадка метров двести на двести, а по ее краям возвышались четыре трубы, из которых в небо рвался мощный напорный огонь. На площадке стояли десятки сколоченных из дерева лежанок. Вокруг было очень тепло и даже трава в метрах пятидесяти от трубы зеленела, и одуванчики желтели.
- Попутный газ сжигается. - Радецкий знающе осмотрел трубы.
Все трое ступили на площадку и присели на грубо сколоченных лежанках.
- Ох и жарища здесь нынче! - Клавдия Николаевна стянула с себя бархатный ватник. - Одно плохо - по нужде в мороз идти надо.
Она покачала головой с таким видом, будто это было единственной и наихудшей стороной жизни.
На площадке спал один-одинешенек мужик, накрывшись чем-то похожим на чехол для автомашины.
Тепло, тихо и безлюдно. И просторно ко всему прочему. Турусов лег на спину и глянул на пламя, резвившееся высоко над землей.
- Красота! - довольно проурчал Радецкий. - Хорошее место.
- Их, сынок, таких мест, у нас столько, что всех и не отыщешь. И все они "Факелами" зовутся, гостиницы...
Отдохнув, Турусов обошел площадку. Под некоторыми лежанками валялись вещмешки. Разные вещмешки, от тугонабитых с крутыми боками до грязных и полупустых, обмякших от своей пустотелости.
Побродив, вернулся к Радецкому, уминавшему на пару с бабусей вареную колбасу.
- Подкрепись, профессор! Нервы крепче будут, а то ждет тебя один ударчик неместного происхождения.
Колбасу доели быстро. Целлофан с жирной бумагой отшвырнули на траву.
- Ох, Пашка, мой Пашка! - вздохнула Клавдия Николаевна.
- А где он? - Турусов еще раз окинул взглядом окрестности.
- На работе, видать. За деньгой пошел.
Турусов качнул головой. Мол, понял.
Время двигалось к вечеру: солнце скатывалось за горизонт, и хозяевами неба оставались четыре ярких факела, прогревавшие небольшой кусочек тайги и лишавшие его ночной темноты. Факелы заслоняли не только луну и звезды, но и все небо; и чем темнее становилось, тем ярче они разгорались, словно над этой площадкой небесная ткань давно уже прогорела и сквозь невидимую дыру вниз в огненную четырехязыкую пасть сочилась горючая легковоспламенимая темнота, из-за которой языки пламени отрывались от своего факела и устремлялись вверх, стараясь выскочить сквозь прорванную ткань неба.
Клавдия Николаевна и Радецкий живо беседовали на материальные темы, а Турусов не мог опустить глаза, не мог оторвать свой взгляд от огня. Он не слушал их. Его не было рядом с ними.
Скрипнула лежанка, и мужчина, спавший на ней, сел, опустив ноги в кирзовых сапогах на теплый прогретый бетон. Он медленно скатал свое одеяло, напоминавшее чехол для автомашины, положил его с краю лежанки, вытащил метлу и занялся обычным дворницким трудом. Заметать он начал с противоположного края площадки, а когда приблизился к середине "гостиницы", на минутку остановился и, сделав пару шагов в сторону незнакомых постояльцев, громко поздоровался, после чего снова принялся за свое дело.
- Плохо, что таких мест поближе нет, там, где теплее, - говорила Клавдия Николаевна. - Я б тогда и сама в деньгодобытчицы пошла. Очень интересная и атеистическая работа.
- Атеистическая?! - усмехаясь, оскалился Радецкий. - Почему?
- А потому, как дает загробную жизнь при этой жизни, то бишь плоды получаешь не сходя с рабочего места. Вот кабы где у моря так устроиться...
- У моря не сложно, - Радецкий оглянулся на гостиничного дворника. Там и так недурно зарабатывают.
- Так то другая работа! - с небрежением сказала бабушка. - Там люди от людей деньгу отымают, а это уже грешно. Они, как это... слово хорошее из газет есть... - наживаются. А наживательство и деньгодобыча - штуки разные. Наживаться оно везде можно, а добывать только там можно, где людей мало и честности много... Так и сынок мой думает.
- Давайте-ка, я у вас почищу, - подошел дворник и сосредоточенно запустил метлу под лежанку, на которой сидела Клавдия Николаевна. Надолго прибыли? - не отрывая взгляда от бетонного пола, глухим голосом спросил он.
- Одну-две сутки погостим, - ответила бабушка.