Не приедет

Эрастовна: – Так, Афанасьевич, на кого же ещё молиться, если вокруг него всякие Савоськи? Да и он, можно сказать, из их же компании. А нашим-то людям, если сказали, что такой вот и такой – настоящий молодец, они и кричат «ура».

Афанасьевич: – А почему бы и не кричать, Эрастовна? Нынче ведь демократия.

Эрастовна: – Для всяких Савосек демократия и присутствует, которые на руле сидят и деньги украденные по ночам считают, как те самые… Кощеи.

Афанасьевич: – Всё ладно будет. Вот он к нам вечером приедет, так я его серьёзно и ответственно и спрошу про всё. Не постесняюсь. Он ведь мудрый, и всячески понимает, что, окромя столицы, и ещё… какая-никакая, но Россия наблюдается.

Эрастовна: – Дак, эти самые Савоськи про то начисто забыли. Уж лучше бы не приезжал он к нам в гости твой большой начальник. Пущай за бугры летает и всякие другие народы экономически поддерживает. Видать, наше-то время пока не пришло. Да и не приедет он. Больно мы ему нужны-то!

Афанасьевич: – Как же не приедет! Я же того, через тырнет по компутеру сообщал ему, что у нашей избы крыша течёт. Надобно дырки гудроном залить, да новую черепицу наверх постелить. Перекрыть весь верх требуется.

Эрастовна: – Чего ждёшь? Желаешь, чтобы прибыл к нам главный начальник и распоряжение поселковому совету дал?

Афанасьевич: – Зачем распоряжение? Пусть сам это… переоденется у нас в старую одежду и приступает. Надо же делать. Надо же крышу латать. Чего с ней затягивать? Крыша-то совсем протекает. Не дело это.

Эрастовна: – Чего ему-то насчёт тебя в суету впадать. У него в доме, у его родичей и друзей крыша ни в каких Ниццах и Лондонах не протекает. А ты-то ему кто, Афанасьевич? Ты ему даже не троюродный прадедушка, и вы с им в одной школе даже не учились.

Афанасьевич: – Такое и не обязательно. Он, по моим убеждениям, человек честный и порядочный. А подобных уважать следует и не только по выходным дням, а ежедневно.

Эрастовна: – Ну, ладно, взберётся он на нашу крышу и станет её гудроном заливать. А мы что, смотреть на чужую работу со стороны начнём?

Афанасьевич: – Ты чего такая-то, Эрастовна? Мы ему помогать будем. Гвозди и молоток я всегда ему уважительно подам.

Эрастовна: – Во всё такое мне, Афанасьевич, верится, но слабо. Но пусть так. Залезет он на нашу крышу, а вдруг у него такое дело не получится.

Афанасьевич: – Совсем ты смешная, Эрастовна! Как же у него да и не получится! Он-то на все руки мастер. Кнопки везде и всюду какие-то нажимает, на дно большого озера в закрытом ящике опускался, в кабины самолётов разных садился, в хоккей с самой настоящей шайбой играет. Ещё и бороться, как японец, способен. Я запомнил точно – на татами и в кимоно. Рубашка такая, но без пуговиц. Экономят, видно, на них. Он, вообще, молодцом!

Эрастовна: – Это верно, занятой он человек. Потому и прикинь, Афанасьевич, когда ему за весь народ думать. Негоже такими штуками большому начальнику заниматься.

Афанасьевич: – Верно. Порой и ты, Эрастовна, по-государственному мыслишь. Многое ещё у нас есть, а им продать надо, что имеется. Разве же только нефть и газ. Много чего осталось, прямо у нас вот… под ногами, в земле-матушке, да и на ней. Надо ведь и проследить, чтобы Савоськи всякие не все деньги от такой продажи себе на карман клали, но и делились, с кем положено. А как же?

Эрастовна: – Тут я согласная… всячески. Всё должно по-честному происходить. Хотя бы среди Савосек всяких.

Афанасьевич: – Молодец! Активно горжусь нашим начальником. Настоящий командир. Недавно по экрану показывали, как он щуку большую поймал. Люди, разговаривают, что не простая она, а магическая.

Эрастовна: – Волшебная, получается?

Афанасьевич: – А какая же она ещё может быть, Эрастовна? Слышал сам от славных людей. Она ему всё обсказала, как вести политику со всякими Европами и Америками.

Эрастовна: – Про нас, которые внутри страны существуют, она, видать, ему ничего не посоветовала. Всё дорожает, и пенсии у людей какие-то шибко весёлые. Получаешь – и прямо смех разбирает. Да и другие люди, из работающих, не в полном порядке. Про бичей и бродяг молчу. Их армия… несметная.

Афанасьевич: – Что про них-то говорить? У нас так, кто, как хочет, так и живёт. Демократия! Я ведь всё про нашу крышу думаю. Когда главный начальник дело-то завершит, то мы малость ему и приплатим. Да в подполье у нас и груздочки соленные, и сальцо имеется. Экономно живём. Научились.

Эрастовна: – Самогонки хватит. Неделю с им пить будешь. Может, кто-нибудь из сельских присоединится. Как же! Главного начальника уважать-то следует. Тут я согласна.

Афанасьевич: – Так и положено, Эрастовна. Уважаю его основательно. Уже долгие годы уважаю. Вишь, он какой смелый. Американцев никак не опасается. Какие же они вредные. Это им тут надо, да и всякое другое… А вот людям нормальным российским – ничего. Но нам с тобой только бы крышу отремонтировать.

Эрастовна: – Сами-то мы никак не сможем. Всё в проклятые деньги носом упирается.

Афанасьевич: – Ещё как упирается. А он, точно уж, не один к нам прилетит, а с гудроном, цементом и шифером. Знаю, что отдельным гражданам он запросто помогает.