Эрастовна: – Как есть, Афанасьевич, муж. А что стряслось-то?
Афанасьевич: – То и стряслось, что в доме не прибрано. Всё в полном разбросе.
Эрастовна: – И что ж такого, Афанасьевич? Жизнь ещё большая, приберусь.
Афанасьевич: – Оно, конечно, так. Но к нам вот-вот самый большой начальник приезжает, а у нас в доме, понимаешь, не совсем прибрано.
Эрастовна: – Что ты такой доверчивый-то? Не приедет он. У него дел своих за всю страну хватает. Так вот он к нам сходу и заявится! Прямо с разбегу. Ну, смешной ты кругом. У него, кроме тебя и меня, никого нет?
Афанасьевич: – Он мудрый и знает, куда ехать. Я ведь тоже не дурак. А два умных человека уже для страны неплохо получается.
Эрастовна: – С чего ты такое взял, Афанасьевич, что он к нам на днях приедет?
Афанасьевич: – Интересная ты, Эрастовна! Совсем не понятливая. Я ж ведь ему через тырнет письмо написал. Сообщил, чтобы срочно приезжал по той причине, что в нашем доме крыша прохудилась. Да и так просто пусть появляется, побеседуем. И затрат у него не будет. Я ведь на русском буду говорить, и он на своём… московском.
Эрастовна: – Тебе что, через Интернет ответ прислан, что, дескать, жди, Афанасьевич, вылетаю?
Афанасьевич: – Точно такого ответа не приходило. Но понимать надо, в целях конспирации. Главному начальнику страны не следует прямо сообщать, куда и зачем он направляется. Думать надо! А у нас в доме не прибрано.
Эрастовна: – Так я сразу и приберусь, если тебе, Афанасьевич, через Интернет сообщение придёт.
Афанасьевич: – Так сколько же тебе говорить, Эрастовна, что оно такое сообщение вчера вечером и пришло. Мне какой-то из них, ответственный господин, прямо так и ответил: «Ваше письмо поставлено на контроль». Такие вот важные дела!
Эрастовна: – Оно у них всё на контроль поставлено. Когда они в коммунистах числились, то так и говорили, что всё на контроле, и потихоньку в Москву перебирались на новые места и должности.
Афанасьевич: – Ты про Савоську из нашего села говоришь, что ли? Я не понял, Эрастовна!
Эрастовна: – Про какого Савоську?
Афанасьевич: – Что забывать таких важных людей? Помнишь, при нашей молодости по селу с тележкой ходил дурачок такой Миша Савостин. А потом, как-то, бочком, бочком и в большие люди выбился. Теперь он рядом с самым главным начальником страны.
Эрастовна: – Да, Савоська, никакой тебе не дурачок. Он умнее нас с тобой оказался. Какой-то институт закончил с третьего захода, с измальства в партию коммунистическую вступил, и там пошло и поехало. Сначала у нас тут, в краевом центре, очень важным начальником считался. Опосля и в столицу перебрался.
Афанасьевич: – Когда жареный петух в задницу их всех клюнул, то они и в церковь активно стали ходить, и в совсем другую партию вступили. Захотели снова жить… замечательно. И ведь, надо же, у них получилось! А у народа вот… никак.
Эрастовна: – У нас таких Савосек в стране не меряно. Вчера они – одни, а сегодня – совсем другие. Какими же завтра будут? Не ясно. А ведь важные и принципиальные. Всегда в строю, как говорил ещё мой дедушка. Всё доброе тонет, а Савоськи плывут себе по мутной воде.
Афанасьевич: – Нет в тебе политической дальновидности, Эрастовна. Совсем не наблюдается. То ведь историческая необходимость, сначала быть в коммунистах, а потом, как надо родине.
Эрастовна: – Совсем и не родине такое надо, а вот лично им, Афанасьевич. Они за пирожок с мясом самым большим начальникам по ночам половики будут трясти, чтобы самим такими же, как они, сделаться. Одним словом, чёрт знает что, а не люди. Гадское позорище!
Афанасьевич: – С таким вот безответственным суждением тебе лучше, Эрастовна, лучше и к колодцу за водой не ходить. Не ровен час, можно и поскользнуться. У нас помощников в этом очень даже много есть. А для тебя прямо все плохие!
Эрастовна: – Почему же, все? Я ведь, Афанасьевич, не про всех говорю, а про таких, которые, как надо, так и пляшут и принародно, чтобы все видели, какие они… старательные и принципиальные.
Афанасьевич: – Но наш-то главный начальник страны совсем не такой. Он… идейный!
Эрастовна: – Как же, не такой! Что говоришь-то! Очень даже такой. Народец всё беднеет, а он вот буржуев… всячески поддерживает, говорит по телевизору, что так, мол, и должно быть. То есть происходит не разбой и безобразия, а устанавливается самая настоящая норма.
Афанасьевич: – Нам-то с тобой откуда знать? Может, оно норма и есть. Может, мы во времена совдепии чего-то не совсем понимали. Но нашего главного начальника, как хочешь, я уважаю. Он принципиальный и столько смешных анекдотов знает. Я же сам по телевизору видел.
Эрастовна: – Понятно. Ему неприличные вопросы люди задают и так, и через твой Интернет, но он, раз – и сказочку расскажет, и какую-нибудь басенку потешную, а то и за роялем мелодию какую-нибудь изобразит. С одной стороны, молодец! Чего ещё скажешь.
Афанасьевич: – Если бы он был не такой, как положено, то про него народ ни в жизнь не кричал бы «ура». А то ведь на него даже иные и молятся, почти что. На полном серьёзе.