– Хорошо. – Вульф нахмурился. – Позвони Солу и пригласи позавтракать со мной, в восемь, у меня в комнате. Дай мне для него двести… нет, пожалуй, триста долларов, запри сейф и отправляйся спать. Я хочу немного покоя.
Я, конечно, повиновался, но не без удивления. Неужели Вульф вздумал пустить на ветер две – нет, три – сотни из капиталов «ЛБА», только чтобы показать мне, что у него в голове зреют какие-то идеи? Конечно, Солу Пензеру нет равных в Нью-Йорке в любом деле, но что из этого вытекает? Одному следить за пятерыми? Вряд ли. А если за одним, то за кем и почему? А если не следить, тогда зачем нужен Сол? Что касается меня, то все, что я видел или слышал, не давало мне никаких оснований избрать какое-то одно конкретное направление. Похоже, что и Вульф был в таком же положении. Просто хочет позавтракать в компании, но не в моей. Что ж, пусть будет так.
Я поймал Сола в его квартире на Восточной Тридцать восьмой улице, оповестил об утренней встрече, вынул из специального ящика деньги, запер сейф, передал Вульфу наличность и спросил:
– Значит, сегодня не печатать?
– Нет. Ступай спать. Мне надо поработать.
Я вышел. Уже поднявшись на один пролет, я остановился на площадке и поразмышлял, не прокрасться ли мне на цыпочках назад и не застукать ли Вульфа за книгой, но потом решил, что это приведет лишь к тому, что он из упрямства будет читать всю ночь до утра.
Глава одиннадцатая
Вообще-то за завтраком я обычно читаю «Таймс», а «Газетт» просто держу рядом для сервировки, но в тот четверг последней было уделено особое внимание – ведь нигде больше так тонко не чувствуют, как важны в этом мире убийства.
Помещенная на первой полосе «Газетт» статья о судьбе и карьере молодого рекламного гения весьма прозрачно намекала, что по крайней мере у сотни прекрасных юных особ женского пола, проживающих в самых фешенебельных кварталах города, имелись вполне веские основания лишить гения жизни. Никаких имен при этом, естественно, не упоминалось. Но это была только маленькая косточка, брошенная любителям пикантных подробностей. Главной темой был конкурс, и тут газетчики не жалели подробностей, гордясь своим главным источником информации в лице уроженки Лос-Анджелеса, достопочтенной мисс Гертруды Фрейзи. На третьей странице был даже опубликован ее портрет, где уникальная комбинация столь редкостных черт казалась еще более живописной – и менее правдоподобной, – чем в жизни. Она не скупясь снабдила репортера информацией о лиге «За естественную женщину», подробно поведала про ужин в среду вечером, включая номер Далманна с бумагой и все то, что он при этом говорил, а потом детально рассказала, как она понимает свои права в качестве участницы конкурса в соответствии с существующими на сей счет правилами и соглашениями.
Что касается остальных конкурсантов, то Сьюзен Тешер из «Часов» так и осталась для журналистов недосягаемой, по всей видимости, после консультаций со своими тремя телохранителями. Гарольд Роллинс хоть и допустил их до себя, но отказался дать новую или прокомментировать уже имеющуюся информацию и даже не потрудился пояснить, каким образом полмиллиона долларов грозят так трагически разрушить его судьбу. Из газеты также явствовало, что задержавшаяся на этом свете лишь благодаря таблеткам миссис Уилок и страдавший сердечными недомоганиями Филипп Янгер оказались почти столь же разговорчивы, что и пресловутая мисс Фрейзи. Оба они дружно выразили горечь, негодование и готовность к борьбе, но разошлись в одном пункте. Янгер считал, что единственным способом выйти из сложившейся ситуации является справедливый раздел призовых денег на пять равных частей, а миссис Уилок была с ним категорически не согласна. Она твердо нацелилась на первый приз и требовала аннулировать розданные пять стихотворений, заменить их новыми и таким образом создать условия, при которых всем были бы обеспечены равные возможности.
Мне, наверное, полагалось бы ограничить чтение конкурсными делами – ведь нас, как вы, наверное, уже усвоили, наняли вовсе не для того, чтобы расследовать убийство, – но в кухне находился только Фриц, а он умеет держать язык за зубами. Оказалось, что Кремер утаил от нас массу ценных сведений. Он, например, ни слова не сказал о том, что на Далманне был в тот вечер темно-синий костюм, что у «Черчилля» он взял такси и прибыл к себе в квартиру незадолго до половины двенадцатого, что женщину, которая пришла приготовить ему завтрак и обнаружила, что тот ему больше никогда не понадобится, звали Эльга Джонсон, что квартира его состояла из двух комнат и ванной, что пуля, пронзив сердце, задела еще и ребро, и много другой, не менее полезной информации. Имени убийцы среди этих сведений не было.
В тот день я встал пораньше и, уже успев покончить с завтраком и газетами, сидел в кабинете за машинкой, когда появился Сол Пензер.