– Да, здесь все так сложно, что за пять минут не расскажешь, – увильнула Холод от прямого ответа, не желая раскрывать все свои семейные тайны сразу, – как-нибудь после, когда будет время, желание, да и располагающая к тому обстановка, мы обязательно эту тему обсудим; а пока, извини, не судьба… впрочем, если уж быть до конца откровенной, я еще пока не готова воспринимать весь тот кошмар, что со мной приключился, спокойно – опять разревусь, а мне еще к дочери надо в больницу.
– Ладно, я все поняла, – беззлобно сказала хозяйка, прекрасно ее понимая, – захочешь расскажешь – надоедать я не буду.
Такая постановка вопроса совсем не означает, что Анжелику перестало мучить природное любопытство; нет, просто их женская сущность так сложена́, что, вроде бы и соглашаясь, но тем не менее в любом случае они своего добиваются; вот и сейчас, она избрала «железную тактику», никогда не знавшую поражений, с помощью которой ненавязчиво подвела гостью к тому, что та стала чувствовать себя хозяйке обязанной, а это своим чередом непременно к чему-то располагало; коротко говоря, оно и неудивительно, что уже через пару минут срывавшимся от душившего ее плача голосом Холод выложила подруге всю свою горестную историю. Хозяйка молча выслушала печальную истину, поддержала Азмиру своим и сочувствием, и, разумеется, пониманием, в ходе чего нередко вместе с ней всхлипывала и роняла совсем не скупую слезу. Наконец, когда душещипательная повесть закончилась, обе девушки обнялись и слились в едином горьком рыдании.
Время перевалило уже за десять часов, и несчастная мать, начиная успокаиваться, не торопясь, стала собираться в дорогу; она была одета в ту же самую одежду, что и вчера, и, в принципе, была полностью готова посещать пострадавшую дочку; сердечно попрощавшись с подругой и захватив с собой ключи от принадлежавших ей смежных помещений, расположенных во второй половине двухквартирного дома, Холод поспешила в больницу.
В то же самое утро Дамира проснулась в приподнятом настроении; надо сказать, что хотя она душевно и мучилась из-за вполне оправданного поступка своей высокомерной, аристократической мамочки (получившей такие замашки еще в ходе своего воспитания), когда та, не задумываясь, выгнала из дома пусть даже и изменника, однако все-таки мужа, а еще и любящего родителя, но тем не менее девушку гораздо больше заботило нечто другое, намного более значимое; говоря иначе, она трепетно переживала из-за открывшейся ей внезапно правды о появлении у нее маленькой и, как следовало ожидать, невероятно прелестной сестренки; шестнадцатилетней избалованной особе непременно хотелось с ней повидаться, да вот только она не знала, как это получше сделать, не привлекая к себе внимание живущих с ней родственников. Терзаемая подобными мыслями, она вышла к общему завтраку (в этом доме во время еды было принято собираться всем вместе), села за стол, где уже находились и ее мать, и родной, старший брат, и, ерзая как на иголках, с трудом смогла досидеть до его окончания; молодая красавица поела совершенно без аппетита, так и подмываясь вскочить и выбежать из дома на улицу, чтобы затем поскорее улизнуть с его территории (она училась в девятом классе и ей необходимо было отправиться в школу, где происходила подготовка к экзамена); а еще эта мама… во время приема пищи она задавала какие-то вопросы, в столь возбужденном состоянии ей непонятные, на которые молодая красавица отвечала незадачливо, причем иногда попадая и невпопад.
– Дамира, что тебя беспокоит? – наконец «великосветская львица», одетая, как и всегда, в дорогое, совсем не домашнее, платье, не выдержала необъяснимого поведения дочери.
– Ничего, – словно вырвавшись из какого-то кошмарного сна, встрепенулась шестнадцатилетняя девушка, – просто волнуюсь перед экзаменом.
– Но ведь у вас сейчас только идет подготовка? – нахмурилась встревоженная женщина и придала лицу удивленное выражение.
– Я заранее, чтобы не думалось, – оправдалась находчивая ответчица, заканчивая надоедливый завтрак, угнетавший и казавшийся ей попросту бесконечным.
Но все в этом мире рано или поздно подходит к своему завершению – вот так же и время нахождения за утренним столом в конце концов истекло; Дамира, вдохновленная тайными замыслами, выскочила на улицу, где, непринужденно прыгнув в автомобиль, приготовилась ехать в гимназию.