Не по совести

– Понимаешь, – опустив низко голову, неуверенным голосом продолжал Владислав, – все не так просто, как ты сейчас думаешь; с позволения сказать, у нас с ней несовершеннолетние дети, а семья для меня всегда являлась превыше всего… словом, я не могу поступиться со своими моральными принципами и разрушить свой благополучный семейный союз. Жена же мне поставила прямое условие, чтобы сделать выбор, – она или ты.

Тагиева уже поняла, что мужчина пришел к ней сейчас совсем не затем, чтобы обсудить с ней сложнейшую дилемму, вдруг расколовшую их счастливые отношения, и совсем не затем, чтобы спросить у нее совета, как поступить в столь значимой ситуации, нет! Владислав явился с конкретным намерением – сообщить ей жуткую, а по сути и ужасную, новость; глаза ее вмиг наполнились обжигающими веки слезами, которые словно прозрачные бусинки покатились по ее гладким щекам; да, его окончательное решение было ей яснее-ясного, но все-таки решительная девушка, стойкая по своей натуре, нашла в себе силы, чтобы задаться закономерным вопросом:

– И что же ты выбрал?

Как уже сказано, она прекрасно знала ответ, но обязательно хотела его услышать из уст некогда самого дорогого ей во всем остальном мире мужчины, в одно мгновение ставшего отвратительно ненавистным. А тот (презренный сластолюбец!) не смея поднять на любимую стыдливого взгляда, дрожащим голосом произнес:

– Я не могу уйти из семьи, а еще… видеться мы больше не будем: супруга решила, что нам нужно всем вместе пожить какое-то время в Соединенных Штатах Америки; сегодня вечером мы уезжаем, но я, как человек чести, непременно должен был зайти, обо всем тебе рассказать, а заодно и проститься.

– Человек чести?! – гневным голосом прокричала Азмира, готовая одновременно и разразиться тягостными рыданиями, и уже в конце концов сообщить любовнику о ребенке; но тут… (эх, эта ее никому не нужная гордость?!) сама себя мысленно осадила и печально произнесла: – Хотя это уже неважно…

Холод, не в силах более находиться в обществе дорогой ему девушки и готовый сам вот-вот разреветься, резко поднялся и, как ужаленный, бросился к выходу. Заплаканными глазами, наполненными и слезами, и тягостным горем, Тагиева проводила очередного любимого человека, как и прежний ее бесстыдно предавшего; а едва только входная дверь за ним закрылась, она обхватила лицо своими маленькими ладошками и затряслась тихим плачем, уже не таясь и просто заливаясь нескончаемыми слезами, «обжигающими» и израненную душу, и растерзанное сердце, и гладкие щеки.

Два дня она мучилась в умопомрачительной лихорадке, не смея даже выйти из дома. Наконец, она поняла, что нужно жить дальше и приняла для себя одно из самых жестоких решений: в пятницу утром, уронив на подушку последние слезы, она отправилась в местную поликлинику, намереваясь избавиться там от ребенка, еще не родившегося, но уже заведомо обреченного на несчастье; путана прекрасно понимала, что при том образе жизни, который она вела, умея зарабатывать на жизнь одной лишь проституцией, дать что-либо путное своим детям она просто не сможет; та же невообразимая надежда, что у отца вдруг когда-то проснется совесть, – а вот на неё рассчитывать ей явно не приходилось; в любом случае, объятая такими невеселыми мыслями, девушка ранним утром выходила из дома, охваченная той непременной уверенностью, что ей в срочном порядке необходимо сделать аборт, а вместе с ним и избавиться ото всех случившихся с ней многообещающих наваждений. Ничто на свете не смогло бы уберечь ее от этого отчаянного шага! Но тут… видимо, сам Господь Бог был противоположного мнения, и именно он решил вмешаться, а заодно и не дать ей совершить самую чудовищную в жизни ошибку, тем не менее, едва только она оказалась в подъезде, перед ее крайне удрученной персоной неожиданно возник ее прежний возлюбленный, нет! Не Холод Владислав, но его родной племянник Андрей… вероятно, сама Судьба желала, чтобы девушка сохранила плод ее и огромной (если не сказать, что просто безмерной) любви, и безудержной страсти.

Теперь стоит разобраться: как же такое стало возможно? Ее бывший возлюбленный все эти дни находился словно бы на жаровне; другими словами, он никак не мог найти себе места, где бы все его мысли не гнали его в дорогой сердцу город; в конце концов, не выдержав душевных переживаний и предупредив товарищей в группе, чтобы те его, в случае чего, непременно прикрыли, в четверг вечером он выехал, устремившись к любимой в Иваново. Приехал он ночью, но не решился сразу же броситься будить и беспокоить возлюбленную, отлично помня, как нехорошо они когда-то расстались; до самого утра он просидел будто бы на иголках, ожидая того момента, когда, не нарушая общепринятых правил приличия, уже можно будет заявить о своем внезапном прибытии.