С тех самых пор, едва появляясь в Иваново, Андрей сразу же назначал свидание безумно любимой им девушке и вел ее в полюбившийся им ресторан, располагавшийся, конечно же, на площади Пушкина. Вот и сейчас, Тагиева согласилась на эту, как она нисколько не сомневалась, решающую встречу, обозначив своему молодому человеку время в девятнадцать часов и ненавязчиво заставив пригласить ее на их старое место; следовательно, никому не покажется удивительным, что, воодушевленная этой важной причиной, красавица очень спешила: ей (поскольку ванну после последнего в этот вечер клиента она уже приняла) нужно было еще успеть нанести скромный, не вызывающий, макияж, а затем и принарядиться соответственно особого случая. Заскочив по пути в магазин, чтобы купить родителю водки, Тагиева забежала в квартиру, где, одарив «любимого папочку», проследовала в свой будуар и, уединившись, принялась активно украшать свою и без того непревзойденную внешность: она слегка подвела тушью ресницы, нанесла на веки легкие тени, «набросала» на щеки пудры, после чего облачилась в красивое темно-синее платье, укороченное чуть выше колен и сплошь покрытое яркими блестками (она купила его на днях, намереваясь использовать специально для подобного случая, и еще ни разу до этого времени не примерила); приобретенный наряд оказался ей «как тому подлецу» (которому всегда всё к лицу), да так, что Азмира на несколько минут замерла перед зеркалом, не веря, что именно она смотрит на нее с той стороны отражения; да, можно было даже не сомневаться – она непременно сразит своим нынешним видом любого, чего уж там говорить про какого-то наивного полицейского паренька, и так пребывавшего в ее безграничной власти, и не смевшего ей хоть немного противиться. Поскольку был уже июнь месяц, колготок она одевать не стала, облачив и без того прекрасные ноги в остроносые черные туфельки, оказавшиеся лишь на слегка завышенном каблуке; оставалось только взять с собой небольшую дамскую сумочку – и всё, ее сегодняшний туалет можно было считать полностью состоявшимся и, как итог, бежать уже на запланированное свидание, столь длительный срок красавицей ожидаемое… так, впрочем, она и сделала.
Когда преобразившаяся дочь выходила из своей уютной каморки, отгороженной от основных помещений едва ощутимой стенкой, ее отец уже «принял на грудь» не меньше четверки и чувствовал себя превосходно, наслаждаясь, как он считал, вполне удавшейся жизнью.
– Куда расфуфырилась, «шлюха»? – не сумел он сдержать зловредного замечания; но все-таки и невольно поразился бесподобной красотой своей повзрослевшей дочери. – Опять пошла позорить родителя?
– Позорить?! – с негодованием воскликнула девушка, никак не желавшая привыкнуть к такому хамскому обращению. – Интересно спросить, а где Вы, папенька, были, когда мне в пятнадцать лет пришлось идти на панель – водочку кушали? Так вот и кушайте, а не то договоритесь и больше ее никогда не увидите; обижусь, «…вашу мать», уйду – а вот тогда поглядите… самому придется идти зарабатывать.
Так сложилось, что девушка обращалась к отцу на «Вы», но не потому, что его чересчур уважала либо любила, а напротив, хотела похожим обращением показать – до какой степени ей тот безразличен. Мужчину поначалу подобное отношение несколько раздражало, но потом, совершенно утратив чувство хоть какого-нибудь достоинства, он стал воспринимать выказываемый ему негатив вполне даже естественно.
Азмира, еще раз «подарив» родителю взгляд, полный презрения, недовольно фыркнула и словно легкий ветерок выпорхнула на улицу. На дворе было еще светло, одета она была довольно прилично, поэтому такси вызывать не стала, а отправилась на площадь Пушкина на обычной маршрутке. Как и полагается девушке, она опоздала на пятнадцать минут.