Мои вещи, в которых прибыла сюда, были выстираны и выглажены: платье висело на распялке, а остальное было сложено на табурете ровной стопкой. Видимо, домовики постарались. Даже ночную рубашку мне выделили – простая, без рюшек и кружев, но мягкая и длинная. С удовольствием стянула с себя опостылевший балахон, и влезла в ночнушку, стараясь не потревожить наложенные Поппи бинты на рёбра. Сердобольная подруга обнаружила трещину в нижнем ребре «прямо под сердцем», да и вообще поохала, что весь левый бок в синяках. Хорошо меня попинали пожиратели! Но не стала конкретизировать, сказала, что упала неудачно, когда связали.
Дождавшись, пока Поппи с Береникой уйдут, а мы заберёмся в кровати, я собралась с силами и, наконец, тихонько позвала:
- Элен! Ты не спишь?
Молчание было слишком красноречивым. Я встала, пробежала босиком до её кровати, радуясь, что Поппи подлечила нам израненные ступни. Потребовала у удивлённой девушки, чтобы та подвинулась. Кровати были достаточно широкими.
- Что ты…
Я молча прилегла рядом, и повернулась к ней, подперев голову кулаком:
- А теперь поплачь, что ли. В одиночку это делать вредно.
Она непонимающе смотрела на меня, но хоть не пыталась изображать весёлость.
- Я знаю, что тебе страшно, больно и мерзко, – мне было трудно говорить, и я очень хорошо понимала, что лезу не в своё дело, но и оставить так все не могла. Слишком страшные мысли были у этой девочки там, внизу, на фоне прекрасных Девонширских холмов.
- Эль, всё хорошо, ты чего?
- Я знаю, – у меня почему-то вырвался всхлип, хотя плакать не собиралась, – ты убедила Беренику и Поппи. Они верят, что ты сама хотела… Пообещай мне! Ты ничего не сделаешь с собой. И ребёнок… он не виноват.
- Эль, – в голосе Элен появилась жёсткость. И даже какая-то надменность. – С чего ты вообще взяла…
- Я просто подожду, ладно? Прости меня, Элен!
- Эль, тебе выспаться надо!
- Элен, прости! Жизнь не кончена. И ребёнок – не виноват.
Не знаю, зачем я это твердила, сжав зубы. Но в какой-то момент Элен вдруг наорала на меня, не удержавшись:
- Да что ты понимаешь! Не тебя хотели убить! Не тебя насиловал самый тёмный маг в Англии на глазах у своих приспешников! Не тебя хотели прирезать сразу после этого!
Я прижала её к себе, едва она замолчала. Элен попыталась вырываться, а потом обмякла, уткнувшись в моё плечо, и заплакала громко и отчаянно, как обиженный ребёнок. Хорошо, что я не так давно научилась накладывать заглушающее. У меня самой слёзы текли, не переставая, но я всё продолжала поглаживать девушку по голове и спине, по пушистым распущенным волосам.
- За что, за что? – бормотала она сквозь слёзы, – Никогда не прощу! Ублюдочный Лорд! Эль, я не хочу никакого ребёнка! Что мне делать? Я ненавижу их всех! Уроды! Скоты! Этот долбаный магический мир!
И она снова разразилась слезами. Будь я дома, я напоила бы её успокоительным. Оно прекрасно подходит даже маглам, а уж сквибам – тем более.
Прошло больше получаса, пока слёзы Элен иссякли. Подняв на меня покрасневшие глаза, она вдруг спросила нормальным голосом, садясь на кровати по-турецки:
- Ты знаешь, Эль, где я работаю?
- В клинике, – улыбнулась я.
- Да, в отделении оперативной гинекологии. Знаешь, у меня бывают разные пациентки, но случалось и такое, раза три. Я имею в виду жертв изнасилования. Сколько умных слов я находила, как утешала, как ты сейчас, пыталась выслушать, поддержать, объяснить что-то. Глупости всякие говорила, что ребёнок не виноват, что всё пройдёт, что жизнь на этом не кончится. И знаешь, две из них всё равно сделали аборт. А с третьей я дружу до сих пор, и Максимка – мой крестник. Но никогда не думала, что это может случиться со мной. Никогда, понимаешь? С кем угодно, с неблагополучными девчонками, с теми, кто попал в дурную компанию, с наркоманками, алкоголичками, но только не со мной! Понимаешь…
Она надолго замолчала, обняв себя руками и глядя в окно. Голос был хрипловатым, когда она продолжила говорить:
- Меня всегда очень любили, Эль. И папа с мамой, и брат, и бабушка. Баловали, любой каприз готовы были выполнить. Оберегали, вообще, как в вате росла. А ведь я сквиб, и многие семьи отказываются от таких детей, чтобы не позорить фамилию. Но не в нашей семье. Я даже жалею, что никаких испытаний в моей жизни не было, меня всегда все любили, даже хулиганы-маглы приветливо встречали. Меня пациенты обожают, мне готовы рассказывать самые заветные мечты и сокровенные секреты. Такой у меня дар, как уверяет мой брат. А разве бывает дар у сквиба? Не важно… Просто понимаешь, они меня не жалели, заставляли учиться, не позволяли чувствовать себя ущербной, но были же и другие родственнички и знакомые. Эти взгляды… Я ненавижу жалость! Понимаешь?
Она выдохнула и прошептала:
- Ненавижу…- Но тут же взбодрилась: – Я просто не могу их разочаровать ещё и так!