Не отпущу!..

Это было нечто осязаемое, пришедшее из прошлого, бесценный дар, который надо было беречь и любить. Когда она прочла письмо, ей стало грустно, но каким-то непонятным образом она ощутила близость той незнакомой женщины, которая родила ее.

— Тетя и дядя вроде собирались сказать мне, что я их приемная дочь, когда мне исполнится двадцать один год, но судьба вмешалась, и я узнала об этом из хранившихся у них документов. Меня это, конечно, огорчило. Не у кого больше было спросить, какой была моя настоящая мать, как она выглядела, похожа ли я на нее хоть немного… — Элизабет вздохнула. — Но было уже поздно. Осталось только короткое, дрожащим почерком написанное письмо и эти серьги.

Куинн настороженно смотрел на нее.

— Это и есть твоя версия? Ты не хочешь изменить ее?

— Что мне менять? — сердито спросила она. — Это правда… Ты же не станешь подозревать, что я все это сочинила? Была бы я такой способной, писала бы романы!

— А это не роман?

Элизабет чувствовала, как ее вновь охватывает отчаяние.

— Можешь проверить у адвокатов. — Она вздернула подбородок.

— Если их контора еще существует.

— Не знаю, — неуверенно проговорила она. — Помню маленькую конторку в каком-то закоулке. И с тех пор прошло почти пять лет.

— И где была эта контора?

— В Уайтчепеле.

— И ты готова съездить, чтоб посмотреть, там ли она еще? — Это был почти вызов!

Элизабет медлила. А если их там уже нет? Впрочем, кроме неоправдавшихся надежд, она ничего не теряет.

— Да, я готова, — твердо ответила она.

— Тогда мы нанесем им визит до того, как отправимся в Солтмарш.

Через десять минут они покинули Кентль-коттедж и направились на восток, врезаясь в уличное движение Лондона. День был холодным и ясным. Резкий ветер трепал вывески и навесы и гонял по небу похожие на дымовые сигналы рваные облака.

Только когда они подъезжали к Уайтчепелу, Куинн прервал молчание:

— Ты знаешь адрес?

— Я не помню названия улицы, — призналась Элизабет, — но это за углом Рокуэлл-роуд. На углу стоял большой старинный трактир, выкрашенный в синий цвет.

Доехав до середины Рокуэлл-роуд, Куинн вдруг сказал:

— Похоже, это здесь. Крентон-стрит.

— Да, она. — Элизабет оживилась. — Теперь вспомнила. Там тупик, и контора в самом конце.

Они проехали вдоль всей улицы, однако там, где она надеялась увидеть напоминавшие бюро ритуальных услуг окна, которые она запомнила пять лет назад, стоял ярко раскрашенный мини-маркет. Итак, они остаются ни с чем…

— Похоже, это там. — Странно глухой голос Куинна прервал ее мрачные мысли. Она проследила за его взглядом и поняла, что смотрела не на ту сторону улицы.

Он остановил машину у кромки тротуара и помог Элизабет выйти. Черная с позолотой надпись на стекле гласила: «Фиркин и Джонс. Адвокаты». Надпись слегка шелушилась, и вся контора производила впечатление некогда процветавшего респектабельного заведения.

Аккуратно одетая женщина средних лет подняла голову из-за письменного стола:

— Доброе утро. Чем могу вам помочь?

Элизабет от волнения не сразу овладела голосом:

— Мы с мужем надеялись кое-что выяснить относительно небольшого наследства, которое я получила около пяти лет тому назад. Его сдали сюда на хранение до моего двадцать первого дня рождения мистер и миссис Кристофер Меррилл, мои приемные родители, действовавшие в интересах моей настоящей матери.

— Как вас в то время звали?

— Джозиан Элизабет Меррилл. Я приходила по вашему объявлению.

— Вы не могли бы сказать, кто из партнеров занимался делом?

— Мистер Джонс.

— Узнаю, есть ли у него время. Не желаете ли пока присесть?..

Элизабет села, а Куинн остался стоять, небрежно засунув руки в карманы куртки и прислонившись широкими плечами к стене. Небрежная поза не могла скрыть его напряжения.

Секретарь, побыв в святая святых, вернулась через несколько минут.

— Мистер Джонс примет вас. Пожалуйста, пройдите сюда.

Они прошли за ней в душный, жарко натопленный кабинет. Маленький, невзрачный человечек с черепообразной головой, хитрыми голубыми глазками и неправдоподобно черными волосами встал им навстречу.

Он. Она узнала его. Сердце у Элизабет забилось.

— Прошу садиться. — Человечек указал им на пару обитых красной кожей стульев, когда-то шикарных, но теперь сильно потертых. — Итак, чем могу быть полезен?

Элизабет повторила то, что уже сказала секретарю.

Адвокат открыл лежавшую на столе папку, посмотрел в нее и спросил:

— Ваш день рождения — семнадцатое сентября, а имя вашей настоящей матери — Элизабет Смит?

— Верно, — оживилась она.

— Что именно вы желаете узнать?

Она не успела ответить — Куинн поторопился задать вопрос:

— Вы не могли бы сказать, какова была форма наследства?

— В описи числится пара старинных серег. — Мистер Джонс поднял на них глаза. — Но если память мне не изменяет, они были чрезвычайно оригинальны. Работа мастера семнадцатого века. Я всегда интересовался этим. Превосходный экземпляр.

Куинн вытащил из кармана кошелек, вытряхнул на ладонь серьги и показал их адвокату:

— Что-нибудь в этом роде?

Острые голубые глазки впились в серебристые завитушки.

— Точно такие.