Не надо печалиться, вся жизнь впереди!

Пишу вам по праву ровесника,
уважаемая Франсуаза…

Возможно,
вздохнув невесело,
письмо вы поймете не сразу.
То,
   над чем вы горюете,
вы знаете лучше всего…
Ходят по улицам
   люди
возраста моего.
В Лондоне и в Париже
замашки у них одни.
Свое поколение
лишним
всерьез
   называют они.
Они вас считают
   знаменем
неверия и порока.
Они вас считают
   снадобьем
и даже чуть-чуть
пророком.
Пророки обычно безжалостны,
но я не под богом
рос…
Ответьте, пророк, пожалуйста,
на очень нестранный
   вопрос:
кому вы
   все ж таки
      лишние,
парни,
нарочно небрежные?
Девчонки,
модно подстриженные,
не слишком гордые,
грешные?
Зачем ваши души
   выданы
в липкие лапы молвы?
Кому это все ж таки
   выгодно,
чтоб лишними
были вы?
Чтоб вы обо всем
забывали?
Чтоб жизнь вам казалась
тесною?
Чтоб вы
   вином запивали
песню,
   лишь с виду дерзкую:
«Мы
   лишние.
Мы неуемные.
Нас понимает
любой!
Политики
   не признаем мы,
а признаем любовь!
Рабы
   разгулявшейся плоти,
мы —
лишнее поколение —
унылое чувство
   локтя
сменили
   на чувство колена.
Мы лишние,
лишние,
лишние!
Лишние нощно и денно!..»
Конечно,
все это —
   личное,
личное ваше дело…
Но вот
   к небрежному парню
неумолимо и веско
однажды —
   для вящей памяти —
ляжет на стол
повестка.
«Я лишний…
Не надо!
Я лишний…
С политикой я не знаком».

Но рявкнет фельдфебель рыжий:
– Прр-р-рямо-о!
Бегом!! —
А через пару суток
в очень серьезный день
парню
дадут подсумок,
в котором —
   сорок смертей.
Потом поведут —
погонят
(он будет не лишним
в строю!).
И пуля его уколет
в Африке,
в первом бою…
Над высушенной гвоздикой
прошебаршит гром.
И на песок
   тихий
тихо
   вытечет кровь.
Станет сердце
   неслышным.
Небо застынет в глазах…
«Не надо…
Ведь я же
лишний…» —
успеет парень
   сказать.
Но будет
грохотом танка
в землю
   вдавлена фраза!
И все оборвется…

Так-то,
уважаемая Франсуаза.
А где-то
   в своем Париже,
которого не повторить,
станет девчонка стриженая
лишние слезы
лить.
Лишними станут подруги,
лишним покажется март,
лишними станут руки,
привыкшие обнимать.
Будет войной зачеркнут
ее молчаливый Жан…
Мне жалко
   эту девчонку.
Мне этого парня
жаль.
Небрежного,
   лишнего парня,
которому нравится бокс.
Который в своей компании —
по общему мнению —
бог.
Он говорит медлительно,
он знает
   новинки джаза.
Он очень не любит политики.

Он верит вам,
Франсуаза.

Чаушеску (отрывки из блокнота)

Представители румынского Союза писателей, по приглашению которого мы приехали в страну, вручив моей жене большой букет цветов, довольно быстро и даже как-то суетливо простились с нами, предупредив, однако, что «мы еще обязательно встретимся».

А советник нашего Посольства по культуре сказал:

– Знаете, номер в отеле вам заказан и никуда не денется, а время сейчас – обеденное. И я предлагаю пообедать здесь. Тем более что в десяти минутах езды от аэродрома находится не самый плохой в Румынии ресторан!.. Ну как, согласны?…

Когда мы шли от машины к ресторану, советник тихо произнес: «Извините, на всякий случай я хочу вас предупредить: всех советских здесь очень любят прослушивать. Ну о-очень любят…»