Не может быть

В десять утра набрала Анин номер. Перед этим не единожды отдёргивала руку, запрещая себе брать телефон: ещё нужно подождать, может, человек спит. Звонила в гороно, составляла меню с заведующей столовой, разбиралась, почему не привезли заказанные ещё в сентябре учебники, а фоном шло: что сказать, как сказать, когда Аня возьмёт трубку. Может, ещё раз извиниться?

Влушивалась в гудки, а сердце стучало где-то в ушах, обмирая от предчувствия – вот сейчас… сейчас ответит. Так и не ответила. Елена набрала ещё раз. Через четыре гудка вызов сбросили. Она раздраженно кинула телефон на стол. Тот проскользил по гладкой поверхности, едва не упав на пол. Чувствовала, что лицо горит. Её вызов сбросили! Может, это была та странная Анина тётка? Не узнаешь. И это бесило! Больше набирать не стоит. И так всё ясно.

Написать СМС? Чтобы и на него не получить ответа? Горько рассмеялась, вспомнив вчерашнюю сцену в кабинете.

Попросила завуча позвонить Анне Николаевне и потом дать ей знать, дозвонилась ли. Ждала звонка с телефоном в руке, меряя кабинет нервными шагами. Наталья Александровна позвонила спустя минут десять. Весело сообщила, что завтра Анна Николаевна будет на работе. Вместе порадовались, что не надо замену ставить.

– Лицемерка! Какая же ты, Ленка, лицемерка, – прошептала растерянно и радостно, чувствуя просто мгновенный подъем настроения. Хотелось сделать что-то хорошее или же просто обнять весь мир.

Лихорадочная эмоциональная приподнятость чуть поутихла к концу рабочего дня, но ехать домой и ждать, гадая, придёт или не придёт муж не хотелось совершенно. Поехала в спортклуб. Дома была ближе к двадцати двум.

***

Хорошо проработанные мышцы приятно ныли, а полчаса в бассейне успокоили нервозность, превратив ожидание завтрашней встречи в тихую радость.

Лёшкины куртка и ботинки в прихожей… Из комнаты слышен звук работающего телевизора. А вот и сам супруг ненаглядный: в спортивных штанах и растянутой футболке.

«Словно и не уходил никуда, – подумала Елена, скользнув по нему взглядом. – Неужели будет прощения просить? А мне как реагировать?!» – испугалась, потому что за весь день так и не нашла времени об этом подумать.

Она в растерянности опустилась на тумбу для обуви. Лёшка, приняв это как приглашение к разговору, приблизился и сказал, отводя взгляд:

– Лена, нам надо поговорить. Я много передумал за эти дни… – он замялся. – О том, что случилось… О нас…

Елена не удержалась от едкого:

– Извини, что перебиваю, но уж очень интересно узнать, «о нас» – это ты о себе с той… дамой, соседкой по лестничной клетке? Еле сдержалась, чтобы не назвать её мымрой.

– О нас – это обо всех. – Лёшка широко развёл руки.

И опять из Елены вылетело ядовитое:

– Неужели больше нечем было заняться?! – она удивлённо приподняла брови. Потом хлопнула себя ладонями по щекам: – Совсем из головы вылетело! Вы же ещё пили чай, – помолчала, словно припоминая, – с тортом. Думал и ел, ел и думал, – вдруг захихикала: – Чем не эпитафия?! Только представь: на черном граните, во-от такими буквами, – она широко развела указательный и большой пальцы. – «Думал и ел!» или «Ел и думал!» Дарю идею.

Умолкла, вдруг почувствовав себя очень уставшей. Посмотрела на угрюмо молчавшего мужа – обиделся. Удовлетворения от этого не было. А ведь ещё вчера, когда ползала здесь с тряпкой в руках, какие только сцены мести не приходили на ум: Лёшка и Лариска, уставшие и злые, увешанные авоськами, проходят мимо шикарного ресторана, с завистью глядя на двери, которые открываются, и… Елена под руку с бесподобным мужчиной выходят, счастливо смеясь. Конечно же, она кивнёт им, стоящим с разинутыми ртами. Или же такая сцена: Елена, вся такая красивая и очень довольная жизнью, открывает дверь, а там Лёшка. Жалкий, кается, просится обратно. Он понял, что лучше женщины, чем Лена, он никогда не найдёт и его шашни с той мымрой были просто временным помутнением рассудка… Лена твёрдо ему отвечает: «Нет!» – Пошли на кухню. Там и поговорим? – предложила она мужу.

Тот с готовностью закивал. «Ишь, созрел для разговора», – подумала с нарастающим раздражением.

– Чай будешь? – спросила Елена, про себя удивившись, как равнодушно прозвучал её голос. Словно и не было этих двух дней безумия. И спрашивала она у… гостя? Она посмаковала слово «гость», потом – «муж», соотнося оба с Лёшкой. «Гость» подходило лучше.

– Да. Спасибо. Может бутрики сделать? – услужливо предложил он.

– Спасибо. Мне не надо.

Опять никакого отклика в душе. Словно чужие. Никакого вопля ужаса. Разве что чуть скребёт: всё-таки двадцать лет вместе. Странное это «вместе». Гибрид какой-то. Такое «вместе-порознь»…

– Лена, ты меня слушаешь?! – сердится Лёшка. – Что ты там в чашке рассматриваешь?

– Да так, чаинки плавают, – она вынырнула из этих мысленных обрывков: – Ты говори, я слушаю.

– Так я и говорю, – продолжил муж, – что секс наш, а точнее, его отсутствие – лишь верхушка айсберга. Хотя ты с самого начала была в постели… – он замялся, не зная, как сказать, чтобы не обидеть.