Я закрыла ему рот поцелуем. Горячим, страстным, когда сминаешь губы, касаешься языком сначала осторожно, потом дерзко, и испытываешь такое счастье, которое возможно только когда целуешь того, кого хочешь поцеловать.
Оторвавшись от его губ, я выдохнула, устроилась у Антона на груди, и он обнял меня обоими руками.
— Расскажи какой-нибудь секрет, — предложил Антон. — Постыдный и страшный, чтобы никто, кроме меня, его не знал.
— А ты мне свой расскажешь?
— Какой из?
— Все.
— Обещаю подумать о том, чтобы об этом подумать. Начинай.
— Пару лет назад я преследовала одного мальчика развратными письмами, — пробормотала я. — Такие вещи ему про себя рассказывала, что до сих пор стыдно.
— Главное, что прошло, — хмыкнул Антон. — Точно, кстати, прошло? Потому что я был бы не против развратных писем.
— Сейчас запущу в тебя подушкой, — пригрозила я.
Его ладони сжались крепче на моей голой спине.
— Руки коротки.
Я приподняла голову.
— Так что у тебя?
— У меня… — Антон задумался. — Я ещё с детства мечтал исчезнуть. Совсем, с работы, от друзей, из университета, от родителей, отовсюду. И до сих пор порой мечтаю. Чудовищно эгоистично, да? Зажмуриваюсь и представляю, как меня ищут, тоскуют, переживают — осознают, как на самом деле меня любят. А потом я возвращаюсь. Или не возвращаюсь. До сих пор не могу понять: я слишком разумен, чтобы сбежать? Или слишком слаб, чтобы не возвращаться?
— Или боишься никому оказаться не нужен и не интересен? — тихо сказала я. — До сих пор?
Антон провёл рукой по моим волосам.
— Иногда. Все боятся, Рэйн. Время от времени.
— Я до сих пор боюсь, — сказала я негромко. — Для тебя, для своих читателей… порой даже для кота.
— Эй, — негромко сказал Антон. — Ты нужна. Читателям особенно.
— Они важнее любых денег, — серьёзно сказала я. — Постоянно о них думаю. Доброе слово всегда приятно, ну, и пинок по уязвлённому самолюбию — отличный повод писать лучше. Но им я рассказываю истории. А я — настоящая я, — нужна ли кому-нибудь?
Антон чуть улыбнулся. Протянул руку и выключил свет.
— Агенту Пирсу, — тихо сказал он. — И совсем немножко — мне.
Я счастливо выдохнула. Потянулась за вторым одеялом — и накрылась им поверх первого. Такой пятислойный бутерброд: матрас, Антон, одеяло, я, и второе одеяло сверху.
Ужасно уютно. И в эту секунду мне очень хотелось верить, что навсегда.
Утром, уже одевшись, я стояла у окна и снова глядела на море. Я поморщилась, вспоминая свой сон. Треск электрошокера. Летящее в меня острое стекло.
Дурацкий кошмар. Должно быть, они так и будут сниться мне время от времени. Сейчас при свете дня я почти уже его забыла, но ночью мне правда было страшно. Подобный страх я испытала только раз в жизни, когда мне было восемь. Родители, уходя на работу, строго-настрого наказали открыть дверь мастерам, которые будут ставить новые замки, а когда те пришли, на мой робкий вопрос: «Вы ведь мастера, да?» ответили: «Нет, мы грабители! Доставай всё, что у вас есть».
Наверное, после такого нормальные люди идут к психологу, чтобы учиться справляться со своими страхами. Ходят на курсы самообороны, занимаются боксом и айкидо, носят с собой газовый баллончик.
Я почему-то так и не могу заставить себя это сделать. Мне всё ещё кажется, что наш мир — очень доброе место, если хорошенько в него вглядеться. Мир, где каждый — своя книга, в которой есть прекрасные страницы. Есть и ещё будут.
Хотя, конечно, ехидно подала голос моя самая циничная часть, лучше, чтобы в этом добром мире всегда был рядом парень с электрошокером.
Сзади на талию легли тёплые ладони.
— Пойдём гулять сегодня? — негромко предложил Антон. — Полдня безопасной скуки в историческом центре. Будем проваливаться в ливневые решётки и считать крылья у прохожих.
— Всё-таки писатели сумасшедшие, — произнесла я вслух.
— Есть такое дело.
Я зевнула и потёрла лоб.
— Сегодня опять кошмар снился, — призналась я. — К дождю, наверное.
— Ммм. — Его губы уткнулись мне в затылок. — Раздеть тебя и зацеловать, чтобы всё прошло?
— А тебе когда-нибудь снятся кошмары?
— Один, — не сразу сказал он. — Очень личный. И ничего приятного.
— Расскажешь?
Руки Антона напряглись на моей талии.
— Что меня обвиняют в… чём-то. И я, чёрт подери, этого не делал. Не ломал никому жизнь и не делал подлости за спиной. — Он выдохнул. — Но это всё равно случилось.
Я обернулась и коснулась ладонью его груди.
— Что?
— Да всё то же. Что вернётся муж из командировки.
Он невесело засмеялся.
— И узнает о вас с Леной, — поняла я. — Так её муж серьёзно ничего не знал?
— А ты как думаешь?
Я промолчала. Вообще такие вещи скрываются годами, и примеров полно. Чужая семья — потёмки; может, у мужа Лены у самого была интересная коллега?
— Ты ему не рассказал и не собирался рассказывать.
— Нет.
— Но Лена этого боялась, — проговорила я, глядя ему в лицо. — Что ты ему расскажешь. Что он узнает. Настолько боялась, что тебе даже снились кошмары, в которых обвиняли тебя.
— Как видишь.