(не) мой соавтор

— И это, конечно же, всё, что тебя волнует, — не без сарказма произнесла я.

— Конечно же. — Антон выпрямился. — Показывай своё гнездо разврата. Вдруг окажется, что у тебя тут даже шёлковых простыней нет, и мне из чистого снобизма придётся хлопать дверью и ночевать на вокзале?

— В съёмной комнате, — поправила я.

— Без разницы.

Я прошла в комнату, включив неяркий торшер у кровати, и обернулась. Антон стоял в дверях, с интересом разглядывая фигурку Дарта Вейдера на комоде. Его взгляд задержался на книжном шкафу, и на его лице появилась улыбка.

— Те же книги, те же издания, те же авторы? — уточнила я.

— Ага.

Книги, подумала я. Почему мы в детстве читаем одни и те же книги, а потом одни девочки соглашаются на то, чтобы выйти замуж за хорошего человека, родить детишек и жить счастливо, а для кого-то это горше самого горького одиночества?

Для меня, например. Я бы не смогла жить без любви. Без той, огненной, которая бывает каждый день, а не меркнет через три года. Когда принимаешь друг друга целиком и понимаешь с полуслова, когда к соавторской телепатии добавляется крышесносная химия. Такую страсть на девять лет сумели сохранить Антон с Леной, несмотря на весь чудовищный ужас, отравивший их. Потому что какой бы яд ни лежал меж ними, это всё-таки была любовь.

Но даже она закончилась. А мы двое…

Начнёмся ли мы сегодня? Или — уже начались?

— Вот такие мы родственные души, — произнесла я вслух. — Так на сколько ты остаёшься?

— Пару дней. Писать дольше с ноутбука в чужой квартире я всё-таки не готов. Тем более что у меня на облаке лежат не все наработки.

— Теоретически я должна возмутиться, что ты даже не спросил моего разрешения, — заметила я. — Может, ещё не поздно?

Антон чуть улыбнулся, подходя ко мне.

— Возмущаться или спрашивать разрешения?

— Ну вообще-то… — начала я.

Он встал рядом со мной, так близко, что по руке вверх прошла электрическая дрожь, и я поняла — и правда поздно. Я едва удерживалась от того, чтобы не потянуться к нему и лизнуть в шею. Расстегнуть рубашку, зарыться носом в грудь, взяться за ремень, и целовать, целовать без конца. Чёртово живое воображение, как оно вообще отключается?

Мы вдвоём замерли у книжного шкафа, и Антон, незаметно оказавшись у меня за спиной, взял мою руку в свои, массируя кисть, перебирая пальцы, поглаживая большим пальцем ладонь. Потрясающе чувственно. Необыкновенно нежно.

— Поздно возмущаться, — тихо сказал он. — Да, Рэйн?

— Да, — шепнула я. — Хочу, чтобы ты остался.

— Хочешь, чтобы я тебе приказывал?

Я вздрогнула.

— Да.

Его пальцы мягко откинули мои волосы набок и медленно спустились по шее, замерев в нежной ямке. Я прикрыла глаза — и почувствовала лёгкое прикосновение к изгибу уха.

— Когда я заметил, что ты идёшь к колоннаде, — произнёс тихий голос мне в ухо, — я сразу понял, что это ты.

— Как? — прошептала я.

Его ладони легли мне под грудь, и я судорожно выдохнула.

— Потому что я хотел, чтобы это была ты.

— Среди зимы я одна стояла в апреле и несла с собой солнце? — с толикой прежнего ехидства осведомилась я. — Или при моём появлении разлилось неземное благоухание и послышалась одинокая флейта?

Вот что я несу, а?

— И спустились ангелы со скотчем, дабы заклеить кому-то рот, — тем же тоном продолжил Антон. — Вышло весьма высокохудожественно.

Его руки скользнули вниз на живот, гладя, обволакивая. Одна рука пошла вверх и задержалась на вырезе блузки, чуть оттягивая ткань.

— Ну его, это художественное притворство, — пробормотал он, зарываясь в мои волосы. — Хочу тебя раздеть. Содрать с тебя эти джинсы. Хочу тебя.

— Прямо сейчас? — вырвалось у меня.

Антон засмеялся, гладя меня по подбородку.

— А ты бы хотела сначала вымыть руки?

Я прикрыла глаза, тая под нехитрой лаской.

Нет, я ничего не хотела. Ничего другого. Только чтобы он не останавливался.

— Вот как мы теперь будем соавторствовать, а? — прошептала я. — Потому что теперь всё, чего я хочу — писать тебе непристойности и любовные письма, причём не то, чтобы очень одетой.

— Я думаю, — едва слышно прошептал он мне в ухо, — это можно будет устроить.

Это всё в моей голове, из последних сил подумала я. Вот почему его близость так меня заводит. Влюблённость настолько острая, что каждое прикосновение становится тем самым. Чёртова родственная душа. Они правда существуют, пусть даже за это открытие мне никогда и не дадут Нобелевку.

Неважно. Обойдусь как-нибудь без шведского шампанского и высоких светловолосых красавцев. Этой ночью уж точно.

Я отклонилась назад — и тихо охнула, когда его ладонь легла на верхнюю кромку моих джинсов.

К дьяволу. Я больше не хотела ждать.

Я развернулась к нему лицом, выскальзывая из его рук. И, глядя Антону в глаза и совершенно не сомневаясь, начала расстёгивать его рубашку.

Его ладонь тут же перехватила мою руку.

— Когда я разрешу, Рэйн. А я не разрешаю.

Мои глаза расширились.

— Ого. Диктаторские замашки, Ант?

— Могу даже приказать тебе раздеться под музыку.

— Терпеть не могу раздеваться самой, — прошептала я. — Куда больше мне нравится, когда раздевают меня.

Молния джинсов поползла вниз и замерла.

— И как часто это бывает?