(Не)любовь (СИ)

Как будто он хоть когда-то приезжает надолго… Он работает слишком много. Чересчур. Папа всю жизнь пахал, чтобы прокормить меня и иметь возможность ни в чем меня не ограничивать. Мама бросила нас, когда мне было семь, и с тех пор папа землю роет, чтобы у меня было всё. И у меня правда все есть. И на самом деле отец выстроил свою карьеру так, что ему не обязательно работать настолько много, но вот привычка пахать никуда не уходит, и он все так же работает с утра до вечера. Лучше бы женщину себе нашёл… Он у меня такой красивый! Да толпами бы падали, если бы он только решил, что ему нужны отношения. Но… раньше он боялся меня обидеть тем, что приведёт в дом женщину, а сейчас, говорит, привык один. А мне грустно от этого. Он хоть и противный, но очень хороший.

Градусник пищит, заставляя меня вынырнуть из мыслей. Держу его ещё секунд двадцать, достаю, и картина маслом: тридцать восемь. Как обычно… Радует одно: обычно температура, вызванная нервами, проходит на следующий день. Надеюсь, так и будет. Потому что болеть я сильно не готова. Во-первых, это скучно. Во-вторых, хватит и того, что во-первых. Живу одна, толпы друзей у меня нет, только Сашка, но она живёт далеко, да и заражать ее не хочется. Ещё был Антон, но… Боюсь, общение наше уже явно не на той стадии, когда он мог бы приезжать ко мне с апельсинами.

Телефон жужжит на тумбочке, поднимаю его и улыбаюсь: Антон. Только подумала о нем. Спрашивает, в порядке ли я. Заботливый… повезет той, кто не проворонит свое счастье, как это сделала я. Сама виновата. Нечего жалеть теперь.

— Дарья, что с температурой? — папа никогда не называет меня Дашей, кстати.

— Тридцать восемь…

Он застывает в дверном проеме с чашкой чая и смотрит на меня чуть строго, как будто бы я виновата в том, что у меня температура. Всегда так делает! Лишний раз и болеть не хочется.

— У меня командировка на две недели, и как мне тебя одну теперь оставлять в таком состоянии? — спрашивает папа, укрывая одеялом посильнее. А я только на секунду задумалась, что перебраться к папе на пару недель было бы очень здорово. И не из-за температуры, конечно. А из-за… Я умом понимаю, что вряд ли это был какой-то серийный убийца, который заприметил меня и теперь, пока я не стану его жертвой, он не отстанет. Скорее всего это какой-то залётный идиот, который хотел добиться своего в моменте. У него не вышло, и преследовать меня он конечно не станет…

Умом-то понимаю! Но вот Сашка, подруга моя лучшая, в голове моей сидит и голосом мелодичным на ухо поет, что надо остерегаться теперь, по сторонам смотреть, а ещё лучше запереться дома на двенадцать замков, заколотить все окна и нос никуда не высовывать. А если и высовывать, то только с мешком за спиной, где будет нож, перцовка, бита, молоток, шокер и ещё куча всего. И обязательно выходить только в кроссовках. Ну, чтобы убегать, если что, удобнее было.

Вспоминаю, как бежала вчера на каблуках под жутко-тусклым светом фонарей и по спине бегут мурашки. Угораздило же, блин…

И только порываюсь рассказать отцу, что со мной приключилось, как вижу озадаченность на его лице по поводу того, как ему ехать в командировку, если я заболела. Черт… если я расскажу ему, что произошло, он не то что командировку, он вообще работу бросит. И охрану мне наймет. И будет сам со мной везде ходить. А ещё обязательно заберет меня к себе и будет эту квартиру кому-нибудь сдавать. А я ее, между прочим, сама выбирала! Не отдам никому.

Решаю молчать, так будет для всех лучше. А я пару дней дома отлежусь, а потом и правда любые маньяки обо мне уже забудут.

— Пап, езжай и не волнуйся, я девочка взрослая, а температура быстро пройдет. Обещаю пить все лекарства и быть умницей.

— И брать трубку, когда я звоню, — ругает папа за инцидент с дверью. Спасибо не спрашивает, почему я вообще на все замки закрылась.

— Есть, мой генерал! — улыбаюсь натянуто, прикладывая ладонь к голове, и даже на это движение сил едва хватает. Я просто хочу спать…

Засыпаю мгновенно, только краем сознания слышу ещё какие-то слова отца, а через время звук закрывающейся двери.

После нервного напряжения мне нужно отоспаться, это поможет лучше любых лекарств. Да и делать сейчас, если честно, не особо что-то хочется. Только спать, спать, и спать.

И сплю я практически целые сутки, изредка открывая глаза чтобы дойти до ванной комнаты, ответить на звонок папы или всё-таки выпить чай и таблетку от головной боли.

Я давно не испытывала такого страха, меня очень сильно вымотало это эмоционально, и даже с Сашей я нахожу силы поболтать только через день, за что, конечно, получаю выговор.

Про преследователя молчу, иначе Саша поставит на уши весь город, да ещё и сама в ужасе будет ворчать свое фирменное «я же говорила». Что говорила — непонятно, но говорила же!

Именно поэтому я соглашаюсь пойти погулять в парк уже через два дня, когда чувствую себя отлично, потому что рассказать Сашке про маньяка просто не могу! Да и в любом случае не сидеть же в заточении всю жизнь теперь, да?