Не хочу быть невестой!

Сжав артефакт в ладони, чтобы Персиваль, который вновь обратил свое внимание в ее сторону, не приметил, Тили уверила жениха, что ничего критичного не произошло, ведь в толпе не мудрено наткнуться на толчею. Стражи порядка в это время добрались до фонтана, начав плести заклинания очистки. Чуть в стороне от группы стоял статный мужчина с бакенбардами в синей форме, отдающий четкие и короткие приказы. Командир отряда. А чуть позади него Тили увидела Ллориана. Встретившись с дроу взглядом, девушка несколько раз моргнула. Мужчина чуть улыбнулся, приподняв брови и переместив внимание на зажатый в правой руке маячок. Перевел взгляд на командира стражей, снова кивнув на кулак, и чуть мотнул головой. Это… задание? Ей что, среди белого дня нужно повесить на командира городской охраны следящее заклинание?! Ллориан шутит?! Как ей это сделать при Перси? Не говоря уже о толпе, что сейчас переговаривалась, делая ставки, как быстро стражи справятся с шуткой какого-то проказника. Весьма символичным был и выбор Ветрами памятника искусства, что сейчас привлек всеобщее внимание. Фонтан запечатлел первого мужа Готуры. Ее первого раба. Согласно преданию, леди Глафира была властна распоряжаться морским течением и повелевать многочисленными отпрысками, которых отправила в разные уголки мира, чтобы они правили там от ее имени. Однако, чтобы получить потомство, нимфа прибегала к весьма экстравагантному способу, не размениваясь на единственного претендента, способного одарить ее живительным семенем. Стоило Готуре увидеть привлекательного мужчину, она тут же пленила того, делая собственным рабом. Причем ее чары были столь сильны, что бедняги тут же забывали о прошлой жизни, своих женах и детях, если таковые имелись, и сами не хотели рвать путы, позволяя Готуре вытягивать из них жизненные соки. Очень часто при упоминании истории Готуры в книгах приводилась занятная картинка: один из ее мужей, стоя на коленях, с золотой полоской на шее (чтобы всем указывать, что данная особь занята самой морской королевой), преданно и влюбленно смотрел на свою даму, массируя ее изящные обнаженные ступни. При этом оба были обнажены. Тили помнила, как ее смущали подобные иллюстрации во времена обучения в школе, и как она старалась, несмотря на краснеющие щечки, найти еще что-то, связанное с влиятельной леди. Ведь нелюди привечали красоту тела и не стеснялись вступать в интимную близость даже не достигнув совершеннолетия (которое у разных народностей колебалось от человеческих тринадцати лет, до трехсот, как у демонов), не закрывая даже изображения голых тел ненужной цензурой. Нелюди придерживались простых правил: «Зачем ждать, когда можно попробовать? Испытать наслаждение, и просто поэкспериментировать?», а что касалось искусства, здесь и речи не могло быть об умалении части совершенства, ниспосланного Гисхильдисом, которое выражалось в бренном теле. Каждый изгиб, каждое движение, что мог передать живой организм, тут же отображался на бумаге. И сейчас мыльные тела, переливающиеся радужным светом в сиянии солнца, сплетались в жарких объятьях, где мужчина опрокидывал свою даму на подушки, скрепляя ее запястья крепкой хваткой левой руки над головой, пока его правая ладонь сжимала объемную грудь.

Илотилас окинула оценивающим взглядом поджарого мужчину со смуглой кожей, сейчас отдающим приказы и волевыми движениями указывая, где именно нужно встать подчиненным, огораживая периметр. Его форма лишь немногим отличалась от одеяний тех, кто спешно шептали под нос заклинания, стараясь убрать воздействия алхимической реакции на воде, вот только, кажется, они не учли, что не только на мыле, но и на камне фонтана сияла руна, разрушая их первоначальные контратакующие речитативы в пыль. Картины белоснежных облачных фигур переплетались все в более чувственных порывах, грозя одним своим видом послать нескольких впечатлительных дам в обморок. Через грудь командира городской стражи золотым росчерком красовалась цепь, оттеняя пуговицы и того же драгоценного металла, на каждом кругляшке была выгравировала руна. Причем ни одна не повторяла свою товарку. Его форма сама по себе была оберегом, талисманом от внешнего воздействия, да и увеличивала в разы силу, живительным потоком срывающуюся с пальцев, затянутых в белые перчатки.