Не измени себе

Павел Порфирьевич добросовестно стал читать один за другим отрывки из книги Дроздова. Все, что он читал, было смело и, главное, било в одну и ту же цель. Созда­валась какая-то единая и довольно строгая картина, из которой было ясно, как последователен и настойчив ав­тор, доказывая, по сути дела, одну и ту же идею, но под­ходя к ней с разных сторон. Отличная была иллюстра­ция к тому, о чем раньше с такой страстью и убежден­ностью говорил Борис Андреевич. Кто-то из слушателей, не понимая, к чему клонит оратор, даже зааплодировал. Но на него зашикали, и он растерянно, ничего пока что не понимая, как, впрочем, и другие, притих.

—   Не правда ли, талантливо, свежо и принципиально звучит?

—   Мы разделяем вашу точку зрения,— подтвердил Николай Афанасьевич, пряча усмешку.— Во всяком слу­чае, я выражаю свое личное мнение. Даровито и дально­видно.

—   А теперь самое главное. Все эти отрывки, которые вы терпеливо выслушали, написал и опубликовал ранее в солидных изданиях товарищ Андреев. А мой уважа­емый земляк Борис Андреевич Дроздов полностью их привел в своей так называемой диссертации и даже не закавычил.

Зал потрясенно молчал. Проходили секунды. Наконец встал профессор Резников. Теперь он улыбался. Без­звучно хохотал и Дроздов.

И вдруг зал взорвался. Крик, шум, свист. Кто что говорил, о чем кричали, к кому обращались — невозмож­но было что-либо понять.

Зыкову надо было бы уйти, основываясь на той клас­сической цитате, которая гласила: мавр сделал свое дело, мавр может уходить. Но уходить он не захотел. С ви­дом человека, отважно исполнившего свой долг, Зыков медленно собирал свои листки, аккуратно размещал по своим местам закладки и все чего-то ждал. Было видно, как он наслаждался. Ни в зал, ни на председателя уче­ного совета, ни тем более на Дроздова он не смотрел. И упустил удобный момент для того, чтобы удалиться со сцены.

А зал между тем стал утихать. Всех смутила широ­кая, но далеко не добродушная улыбка профессора Рез­никова.

Но профессор не спешил. Он спокойно и терпеливо ждал. Именно это спокойствие и возымело действие.

Гул утих. И только тогда Зыков вознамерился уда­литься со сцены. Но профессор Резников остановил его.

—  Прошу вас, верный друг нашего товарища Дроз­дова, задержаться. Следовало бы, конечно, ответить Бо­рису Андреевичу, но товарищ Дроздов, надеюсь, не бу­дет возражать, — профессор обернулся к Дроздову и слегка поклонился ему, — если лично мне, председателю совета, будет доверена честь обнародовать документ, о котором мы заранее побеспокоились, чтобы обезопасить и себя, и члена нашего коллектива от таких вот весьма бдительных земляков-товарищей.

—  Пожалуйста, пожалуйста, — весело отозвался Дроз­дов.

Николай Афанасьевич порылся в папке и с подчерк­нутой торжественностью извлек лист глянцевитой бума­ги и показал его залу.

—  Прошу обратить внимание. С грифом и круглой гербовой печатью. А внизу весьма авторитетная подпись.

И он стал читать. Читал медленно, чеканя каждое слово. Сущность прочитанного сводилась к тому, что из сорока двух опубликованных работ товарищем Дроздо­вым Б. А. сорок одна работа была подписана псевдони­мом Борис Андреев. И лишь под одной из них — статьей, посвященной проблеме морального износа машин, слу­жившей одновременно рецензией на книгу В. В. Прота­сова,— значилась истинная фамилия Бориса Андреевича.

—  Должен заметить — это уж я от себя лично — объем опубликованного товарищем Дроздовым только под псевдонимом составляет свыше пятнадцати печатных листов. Подчеркну и другую деталь… По общему наше­му мнению, мнению ученого совета, за одну лишь дис­куссионную статью по книге профессора Протасова, опуб­ликованную в академическом журнале, товарищ Дроздов заслуживал ученой степени кандидата экономических наук.

После бурной реакции на сообщение Зыкова зал си­дел не шелохнувшись. Такого ЧП ученый совет еще не видывал. И первое сенсационное «разоблачение», и спо­койное сообщение «старого товарища» ошеломили всех, кто присутствовал на заседании.

Но вот прошел и второй шок. Зал забурлил с новой силой:

—  Позор!

— Вон из зала!

—  Это безобразие! Как этот человек смеет прикры­ваться своей дружбой с Дроздовым.

—  В три шеи!

Профессор Резников поднял руку.

—  Осторожней, товарищи! Этот человек не прост. Из-за него, вернее, по его сигналам навещали институт всевозможные комиссии, дабы проверить правомерность защиты Дроздова. С ним надо бороться неопровержи­мыми фактами. У меня имеется еще один факт, кото­рый в свое время зафиксирован документально. Партий­ный выговор, который был объявлен товарищу Зыкову за его неэтичное поведение по отношению к товарищу Дроздову. А точнее, навет на Дроздова после возвраще­ния из командировки в Германию. Товарищ Зыков обви­нял Дроздова в излишней открытости по отношению к немецким коллегам.

Зыков, как рыба, выхваченная из воды, несколько раз подряд раскрыл рот, но так и не смог сказать ни слова.