Не измени себе

Юзовский, он же Ильинский и Осокин, категорически отрицал предъявляемое ему обвинение в умышленном пре­следовании честных коммунистов во время чистки партии. А что касается смены фамилий, то, во-первых, смена фами­лий властями сейчас не возбраняется, а для него эта мера была вынужденной, потому что вместе с фамилией он хо­тел забыть и свои старые убеждения. Все свои поступки, классифицируемые как преступления, он совершил в со­стоянии аффекта, увлекшись внутрипартийной борьбой. Вы­играй Юзовский эту битву со следствием, он мог бы наде­яться на сохранение жизни.

Но вот появился Вальцов. Юзовский стал убеждать следствие, что этот человек стал жертвой обыкновенных уголовников, расхитителей государственной собственности, борьбу с которыми он, Вальцов, ослабил на вверенном ему мясокомбинате. Однако остались архивы, и память Валь­цова сохранила подробности разговоров с Юзовским.

—  Знаешь ли, какую линию защиты избрал Юзовский? Он утверждает… что если бы не он, тебя, кристального большевика, в партии бы не восстановили.

— Не ЦКК, а именно Юзовский? Ай да благодетель! Но ведь сейчас-то он изобличен.

—  Кроме нас, органов следствия, есть еще суд. А нам не безразлично, какую позицию займешь лично ты.

—  Я занимал и буду занимать позицию большевика. Неужели это надо доказывать? И доказывать именно тебе?

Сазонов дружески улыбнулся, но отвечать на вопрос, видимо, считал излишним.

—    И вот еще один факт, который, как мне кажется, не оставит тебя равнодушным. Полагаю, ты не забыл еще Со­фью Пухову?

Вальцов слегка покраснел и тоже посчитал излишним отвечать на вопрос Сазонова.

—    Впрочем, не о ней речь. О ее отце. Галактион Алек­сеевич Турищев был эсером. Считал, что будущее на селе за кулаками (он их именовал крепкими хозяевами), даже единственную дочь выдал за такого человека. Но жизнь ему открыла глаза, и Галактион Алексеевич понял, как же­стоко ошибся. Понял и написал откровенное письмо о своих заблуждениях в ЦК. партии большевиков. Об этом реши­тельном шаге Галактиона Алексеевича узнал Юзовский. Мы взяли в начале тридцатого кулацких заговорщиков, со­биравшихся у Пухова. Юзовский, руководивший заговором, не сомневался, видимо, что выдал всех Пухов, подозритель­но быстро превратившийся в середняка. А налитые злобой глаза волчонка давно приметил. Зная о сожительстве Кон­драта с женой Романа и о ненависти пасынка к приемному отцу, Юзовский с немалым трудом разыскал Романа уже

в Москве и предложил ему немедленно «убрать» Кондрата. Роман исполнил приказ Юзовского без колебаний. А потом поджег дом, это уже было его инициативой. Отомстил с лих­вой, но и себя связал с Юзовским накрепко.

Обо всем этом рассказал Роман, арестованный во вре­мя известной операции в октябре сорок первого во время чистки Москвы от мародеров, бандитов, диверсантов и шпионов. Только в тюремной камере Пухов наконец понял, какую подлую роль в его жизни сыграл Юзовский. Он же, Юзовский, и навел на него, Романа, немецкую разведку.

О смерти Галактиона Алексеевича Вальцов рассказал Софье после ее возвращения из заграницы, как-то к слову, но о Романе — не смог. Так он и не знал — дошла ли до Софьи эта страшная весть…

—    Юзовский убил Галактиона Алексеевича, — продол­жал рассказ Николай Петрович, — на берегу Москвы-реки. В упор выпустил в бывшего своего единомышленника всю обойму. И труп выбросил в реку.

Иван Федосеевич порывисто поднялся.

—    А как о том стало известно?

— Соратники выдали, — задумавшись, ответил Сазонов.

Он встал, прошелся по кабинету, посмотрел в окно. — Мно­гое открылось… Просто злой рок, этот Юзовский, для Ту­рищевых и их близких. Кондрата Пухова убили по воле Юзовского. Галактиона Алексеевича расстрелял сам лично. Романа, связанного с ним пролитой кровью, сделал шпио­ном и диверсантом… Не поверил бы, если бы не было улик.

Так уж получилось, что все тревожные события Софья переносила более спокойно, чем сам Вальцов. Такая чет­кость мышления, такое осознанное предвидение грядущих событий у внешне слабенькой женщины Ивана Федосе­евича всегда удивляло. И теперь смирил себя тем, что успокоился спокойствием Софьи,— он верил ей, как верил себе. Если будут неприятности в их жизни, они их встре­тят и переживут вместе. Словом, все и навсегда вместе. И Вальцов резко изменил разговор:

—   Была сегодня у Бориса?

—   Да, Иван.

—   Как он? Что?

—   Говорят, что лучше.

—   Не отбил ли он себе внутренности?

Софья улыбнулась и рывком спутала волосы мужа.

—   Эх, ты! «Отбил внутренности…» Разве так может го­ворить человек с высшим образованием?

Иван потешно возмутился:

—   Тоже мне врач! Лет двести русский народ так гово­рил, чем мы с тобой стали лучше?

—   А тем, мой дорогой, что побольше стали знать, поде­тальней.

—   Ахи-охи, одни вздохи… Что же это за детали узнала моя шибко образованная жена?

—   Твоя шибко образованная жена узнала число пере­ломов ребер, узнала о внутренних кровоизлияниях, о пере­ломах обеих ног…

—   Ох, черт! — забыв о своей шутливой браваде, огор­ченно воскликнул Иван Федосеевич. — А как с подозрением на сотрясение мозга?