— Что, прости? Извинить тебя? — шипит он, не отводя от меня своего пристального взгляда. — Да ты хоть знаешь, как себя чувствуешь, когда на тебя выливают такой ушат дерьма?
Я не выдерживаю гнева в его глазах и отвожу свой взгляд, глядя на свои руки.
— Я понимаю, что не заслуживаю твоего прощения. Но если бы ты хотя бы дал мне надежду, что когда-нибудь сможешь простить меня, я бы себя не так дерьмово чувствовала, — бормочу я.
— Да ты в своем уме, Стелла? Ты меня унизила и вышвырнула из своей жизни. Да еще и на прием пришла с этим надутым болваном! Ты вообще нормальная? Ты вообще соображаешь, о чем меня просишь? — Николас начинает переходить на крик, и я инстинктивно вжимаюсь в стул, закрыв от стыда глаза, когда картинки того вечера проносятся в моей голове с бешеной скоростью. Я сама себя никогда не прощу за эти глупости, которые натворила. И все ради чего?
— Николас, я…
— Что ты? Какое у тебя оправдание всего того, что я от тебя выслушал? Всего того дерьма, которым ты меня облила? Назови мне причину, по которой я тебя должен простить? — начинает он гневно кричать, размахивая руками. И в этот момент я чётко осознаю, что таким злым Николаса я никогда не видела. Я его разозлила как никогда.
Он прав. Несомненно, прав во всем, и мне нечего ему возразить. Мне так стыдно и горестно за свои поступки, но, к сожалению, прошлого нельзя изменить, можно лишь подкорректировать. Поэтому я сразу же перехожу к тяжелой артиллерии и решаю сказать ему всю правду сразу же. На одном выдохе.
— У нас будет ребенок, — тихо шепчу я, а в ответ я получаю застывшего Николаса, который стоит ко мне спиной, словно вкопанный, не произнося ни звука.
Но когда он поворачивается, то я понимаю со всей серьезностью, что я наломала таких дров, что можно отопить весь штат Пенсильвания и еще несколько соседних штатов.
«Стелла, какая же ты дурочка!», — говорю я себе, но потом понимаю, что сказала это вслух.
Какого черта она только что сказала? Или я ослышался? Я хочу задать ей миллион вопросов и понимаю, что не в силах произнести не звука. Эта ситуации для меня сравнима с той, что я испытал много лет назад, будучи преданным и просто разбитым.
Но сейчас я начинаю думать, что более абсурдной ситуации, чем сейчас, со мной уже и не могло случиться.
— Что ты только что сказала? — ошеломленно спрашиваю я Стеллу, которая сидит передо мной с подавленным видом, как побитая собака. Мне ее становится жаль, и так отчаянно хочется подойти обнять и пожалеть. Но нет, я не могу изменять своим принципам. Я дал себе слово, и сдержу его.
— У нас будет ребенок, — снова повторяет она.
— В смысле? — понимаю, что сморозил какую-то глупость.
— Я беременна! От тебя! — отрывисто повторяет она, и между нами повисает молчание, которое иголками сковывает мое горло, не позволяя мне сказать ничего. Ни слова, ни слога, ни буквы.
Какого хрена? Что здесь происходит? Да как она могла?
— Почему ты молчишь? — смотрит она робко на меня, а мой язык словно заморожен.
— А что я тебе должен сказать?
— Хоть что-нибудь, — морщит она лоб. — Только не молчи, прошу! — умоляет она меня.
— И когда ты мне собиралась сказать? — сглатываю я. Когда Стелла слишком долго молчит и виновато смотрит на меня, то я, кажется, начинаю понимать, в чем дело. — Ты не собиралась мне говорить, так? — горько ухмыляюсь я.
— Я не знаю, — отвечает она. — Я просто не знала, что делать и как поступить.
— И поэтому было лучше порвать со мной, наговорив мне всяких глупостей? — не унимаюсь я, потому что меня душит горечь, обида, злость и тысячи разновидностей ярости, существующих на белом свете.
— Я не знала о беременности, когда порвала с тобой. Узнала совсем недавно. Когда решила тебе все рассказать, то не могла до тебя достучаться, — всхлипывает она, быстрыми движениями вытирая слезы.
— А почему решила сказать? — мне и правда это важно знать, дело не в простом интересе. Это, в конце — концов, мой ребенок тоже.
— Потому что я хочу этого ребенка. Нашего ребенка, — начинает она еще громче всхлипывать. — Прости, Николас, я такая дура, — зарывается она лицом в свои руки, пряча от меня свои слезы.
У меня сердце разрывается от этого.
Она хочет нашего ребенка.
Значит, она его хочет оставить. Но что же будет с нами? Что мне делать?
Я быстро подхожу к Стелле и опускаюсь на корточки перед ней, убирая руки с ее лица.
— Не плачь, — успокаиваю я ее, вытираю слезы с лица. — Тебе нельзя волноваться.
Она смотрит на меня мокрыми от слез глазами, между ее бровей пролегла морщинка, которую я раньше никогда не замечал. Наверное, просто раньше я никогда не видел ее в таком удрученном состоянии.
— Знаешь, — говорю я, прижавшись ладонями к ее щекам. — Ты такая сумасшедшая, что слов нет.
— Я знаю, — закрывает она глаза, облизывая свои губы, к которым я так хочу прижаться и ощутить их тепло и влажность. Я так давно не целовал ее, что хочу вспомнить и больше никогда не забывать вкус ее губ.