Пока я режу апельсины, предназначенные для Саввы, Маша пластом ложится на мою кровать с бутылкой в руках и говорит: «У нее головы не было и рука вот так, как будто локоть в другую сторону, так ее маму жалко, она все видела». Я знаю, что даже если он расскажет обо мне сотне учеников нашего колледжа — я расскажу о нем тысячам.
Поэтому протягиваю плачущей Маше свои наушники. Не знаю, слушал ли Савва, успел ли. Это именно то, о чем Джон скоро разболтает всем. Да, Маш, голос мой. Но не совсем моя история. Моя история, понимаешь, закончилась, когда я приехала в Красный Коммунар. По крайней мере, мне так казалось. Но на самом деле
***
Двадцатого сентября, то есть вчера, двоих участников этой истории приговорили к тринадцати — тренера Руса — и шести — Родиона Ремизова — годам лишения свободы. Если бы Март был жив, он получил бы больше, чем Ремизов. Первые три убийства он совершил в одиночку. Возможно, Ремизов вообще не решился бы убивать бездомных, если бы не Март. Послушай про них. Про «училку», поэта и Рушку. Они были виноваты только в том, что существовали вокруг меня. В переходе на моей станции метро, возле парка, где я часто гуляла и кормила уток, в рюмочной, мимо которой проходила. А были еще другие, когда Март и Ремизов стали называть себя «санитарами» и убивали вместе. Нет, меня не вызывали в суд и ни о чем не спрашивали. Следователь — да, написал «ай-ай-ай». Не нужно им это. Хочешь знать, зачем я вот так подставилась, меня же легко узнать по голосу? С самого начала я ошибалась. Потому что действительно ничего не знала, и не хотела знать, и думала, что, если скажу об этом, мне сразу поверят и оставят меня в покое. Ничего подобного. «Как можно было не замечать такое?»
В Москве я позволила себя затравить. Сейчас не позволю. Я не боюсь Джона. Просто уеду, если станет совсем тяжело. Куда? Может, в Питер. Сниму самую маленькую комнату в коммуналке, стану ходить по музеям и выставкам, заведу кота… И Митю с собой заберу. Все равно он здесь никому не нужен. Так странно: я совсем не знаю брата да и детей не особо люблю, а этот мелкий какой-то свой и привычный, и жалко его очень — получается, у него есть мы, а он живет в грязи и все время лежит один, в потолок смотрит. Заберу его, и будем жить-поживать. Ты слушай, а я пока поработаю немного, ладно? Нужно накидать план. Про то, как некий Джон… К черту — Иван Винник. Ладно, хорошо. Иван «Джон» Винник возомнил себя королем. Вся его свита состояла из двух придворных дам и шута, а королевством был товарный вагон, переделанный в гараж. А дальше? Дальше начали умирать люди. Или, если вам угодно, в нашей истории появилась магия…
Не переживай, записываю я, записываю.
Мой телефон звонит. Маше приходится прерваться на середине первого выпуска. Пока она, уже смурная от водки, подтыкает под голову подушку, я беру телефон в руки: это Вера. Раньше она никогда не звонила, общалась эсэмэсками. Должно было произойти нечто исключительное, чтобы Вера набрала мой номер. Чудо или трагедия?
— Майя! Мы в Москве. В очень хорошей клинике. У Яны отдельная палата, я рядом, все такие внимательные. Нам перевели столько денег! Здесь красиво…
— Дослушай.
Маша хмуро кивает, а я должна дописать этот план, чтобы ничего не забыть, когда включу запись. Про секту, Катю и ее парик. Смерть на рельсах, фотографию с траурной лентой. Про встречу Джона на болоте с Катиным папой, и как тот начал его обвинять, а Джон ничего не сделал, чтобы оказать первую помощь, — просто сел на свой велик и уехал, и Катин папа умер там, его долго еще не могли найти. Про «Класс коррекции», пересаженный в местную почву. Двуликого Илью, лижущего мои ботинки, Стасю и Вику, втянутых в «тройничок». И Савву с ножом в боку. И Вику без головы. И эту странную магию…
— Маш.
Дрыхнет, не сняв наушников.
— Маш, линзы!
Она стонет и тянется к стоящему на полу рядом с кроватью рюкзаку. Наливает в контейнер раствор, бормочет:
— Что ты там делаешь?
— Записываю выпуск про Джона.
— М-м. Он тебя убьет.
— Не убьет. Спи.
***
21/09/2020. Вика.
***