Хозяйка корила себя в душе за опрометчивость, но делать нечего, надо рассказывать. Она сказала, что муж, Василий Константинович, надумал отправить Султана вместе с Августиной и Тарасом в Сталинабад, «чтоб посмотрел отчий край», проводит их из Москвы.
— С кем? С кем? — нетерпеливо перебила Оксана Алексеевна.
— С Августиной и Тарасом, нашими молодоженами. Тоже были партизанами. Они, можно сказать, заменили Султану отца и мать, хотя и сами в ту пору были подростками.
Хозяйку звали Олесей Петровной. Невысокая, начинающая полнеть, с морщинками у синих глаз, она тихим грудным голосом рассказывала, что Василий Константинович после того, как освободили Полесье и вышли из лесов, определил Султана в детский дом, а сам ушел воевать дальше и демобилизовался только в сорок девятом. Августина и Тарас тоже хотели уйти с армией, но им сказали, что надо учиться — это приказ, и они переехали в освобожденный разрушенный Минск, окончили, днем работая, вечернюю школу, поступили в университет, защитили и получили дипломы в прошлом году, а в этом поженились. Когда Василий Константинович вернулся домой, он забрал Султана из детдома и устроил в суворовское училище; теперь уж Султан в пятом… нет, не в классе, а, как говорят у них, у суворовцев, на пятом курсе.
Слушая этот рассказ, Оксана Алексеевна то и дело утирала слезы. На столе стыл чай.
— Господи, — сказала она, — если бы я знала, если б я только знала раньше!..
— Василий Константинович наводил справки, да все почему-то безрезультатно, — ответила Олеся Петровна. — Но я точно знаю, он наказывал Тарасу разыскать дом, в котором вырос Давлят, и показать Султану.
Оксана Алексеевна быстро встала.
— Я должна немедленно, как можно скорее вернуться домой.
Но Олеся Петровна не выпустила ее, уговорила переночевать с тем, чтобы завтра полететь самолетом, и пообещала достать билет. Слово она сдержала. Билет был выписан до Сталинабада, с пересадкой в Москве, причем там, в Москве, она как раз поспевала на сталинабадский рейс.
…Едва появившись на пороге дома, бросив чемодан и даже забыв поздороваться с Бибигуль, Оксана Алексеевна вихрем ворвалась в комнату.
— Где Султан? — вскричала она.
— Султан? — переспросила опешившая Бибигуль. — Господи, какой Султан? Что с вами, Оксана-апа?
— Бибиджон, родная, — бросилась Оксана Алексеевна ей на шею, — нашелся, он нашелся, наш бесценный Султан, наш внук!.. Не приехал сегодня — будет завтра-послезавтра. С сестрой и братом придет, нам нужно приготовиться, надо дать знать Мардоновым. Родная моя, дорогая, есть у нас счастье!..
Бибигуль не знала, о каких брате-сестре идет речь, да сперва и не очень-то поверила про Султана, стояла растерянная, недоумевающая, не знала, что говорить, и бормотала:
— Господи, неужели правда?!
— Кто вам сказал? Откуда узнали? — наконец собралась она с духом.
Оксана Алексеевна рассказала.
Назавтра они вместе с Мардоновым и его семьей вышли на вокзал к московскому поезду, но Султан, Августина и Тарас не приехали. Не встретили их и на второй день, на третий и четвертый. Грустными вернулись домой, сидели, понурив головы, тяжко вздыхая, когда кто-то постучался и, приоткрыв двери, сказал:
— Можно спросить? Извините…
Оксана Алексеевна и Бибигуль рванулись на голос, распахнули дверь и встали как вкопанные.
Перед ними стояли трое — коренастый, черноглазый и чернобровый паренек в форме суворовца, миловидная молодая женщина в ярко-голубом крепдешиновом платье и высокий молодой мужчина в сером костюме.
— Извините, — сказал мужчина, — мы хотели спросить…
Но тут Оксана Алексеевна перебила его, вскричала:
— Тарас?!
А Бибигуль в это же самое мгновение метнулась к суворовцу, обняла его и запричитала:
— Ой, да стать мне за тебя жертвой, вылитый Давлят!.. Радость моя ненаглядная, мой голубочек, единственный мой, дорогой, родимый Султан!..
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Полесье очаровало их многоцветьем весенних красок — синью небес и нежно-изумрудной россыпью лугов, голубизной озер и серебристым переливом медленно текущих речушек, яркой зеленью рощ и лесов, желтизной песчаных косогоров, золотистым цветением лютиков. Проносились тоненькие белоствольные березки, могучие, кряжистые коричневые дубы, высокие, стройные, отливающие то сиреневым, то розовым сосны.
— Красота, какая красота! — не уставала повторять Оксана Алексеевна.
Бибигуль тоже глядела во все глаза. Одной рукой она держалась за спинку переднего сиденья, другой обнимала Султана.
Мансур Мардонов сидел рядом с шофером, молодым и безусым, но с двумя боевыми медалями на груди, пареньком, и то и дело просил его не гнать так быстро.
— Не гони, — говорил шоферу и Николай Леонович Гуреевич, бывший комиссар партизанского отряда «Знамя дружбы», друг и сподвижник Давлята Сафоева.
Шофер сбавлял скорость, однако через некоторое время забывался и вновь нажимал на газ.
Гуреевич положил ему руку на плечо:
— Умерь пыл.