Не ее дочь

Я нашла глазами Эмму, убедилась, что с ней все в порядке, и огляделась в поисках родителей мальчика.

– Наступи вон на ту ветку, хорошо? Ты не упадешь, обещаю.

Нога мальчика задрожала, но он нащупал нижнюю ветку и уцепился за ствол. И, в конце концов, оказался в пределах досягаемости. Я помогла ему соскользнуть вниз по коре, и он мягко шлепнулся на траву. Мальчишка бросился бежать, а я села обратно на скамейку.

Подошла мама с малышом.

– Спасибо вам. У меня здесь трое мальчишек, я за ними не поспеваю.

– Не стоит благодарностей.

Никто не сомневался, что я мама. И я чувствовала себя в этой роли так естественно и легко, несмотря на обстоятельства. Но ребенок принадлежит матери, таков закон природы. Неважно, как сильно я ее люблю, как сильно хочу, чтобы она осталась со мной, насколько хорошо о ней забочусь.

Мужчина в машине завел двигатель, и я вздрогнула. А сумеет ли Эми защитить Эмму от незнакомцев? Обратит ли она внимание?

По коже побежали мурашки. Пришла ясность, сладкая и болезненная, но я пока не была готова ее принять. Я задумалась о том, каково будет вернуться домой без нее. Что меня там ждет. Я знала, как будет просто погрузиться в привычную рутину, раньше времени зарыть себя в могиле, одержимо занявшись работой. Командировки, сделки, работа с раннего утра и до позднего вечера. За такое короткое время я пробудилась, увидела другие стороны жизни, не имеющие никакого отношения к моему бизнесу.

Я написала письмо Хэлу с окончательным ответом и перечитала его несколько раз, прежде чем отправить. И это было правильное решение. Разумное.

Телефон снова тренькнул. Это был адрес дома, где жила мать. Я посмотрела его на карте и просчитала, сколько времени займет дорога. Недолго. Я подозвала Эмму, и она стремглав примчалась, с вымазанными в грязи руками.

– Я делаю пироги из глины! – возвестила она.

На ее щеках зажглись крохотные круги румянца, и я поцеловала ее в лоб.

– А я могу тебе помочь?

– Давай! Сюда! Я покажу тебе кухню.

Я пошла за ней к дереву, у которого еще не подсохла грязь после дождя. Села рядом с Эммой, вспомнив о влажных салфетках, заткнутых в машине между пассажирской дверью и сиденьем. Ладно, позже почистимся.

– Хорошо, говори, что мне делать.

– Нужно начать с главных компонентов.

– С каких?

– Глина, глина и еще немного глины. Именно в таком порядке.

Я засмеялась, скатывая глину в ладонях, придавая ей форму и похлопывая, пока не получится идеальный кружок. Я столько дала зароков. Когда она нашлась в Чикаго, я пообещала, что поступлю правильно. Давала обещания, когда столкнулась с полицейским, с Райаном, когда читала новости в Google. Но не сдержала обещаний.

Я добавила побольше сухой глины к влажной и попыталась слепить «пирог». Он рассыпался бурой крошкой на моих бедрах.

– Ой-ой-ой. Придется тебе начать сначала. Дай покажу, как я делаю, чтобы они не ломались.

Я отдала свои руки во власть ее пальцев. И вспомнила, как мы оттирали грязь с ее ладошек в июне. И прикладывали лед к распухшей щеке. Первый наш робкий разговор. Как будто в другой жизни. В горле у меня встал комок.

Мне так хотелось продлить эти мгновения рядом с ней, хотя бы еще чуть-чуть, как можно дольше.

сейчас

Мы останавливаемся у нужного дома. Я дважды проверяю адрес.

– Так кто здесь живет? – спрашивает Эмма.

– Моя мама.

– А ты с ней больше не живешь?

Невинный вопрос разрывает мне сердце.

– Нет, солнышко. Вообще-то моя мама ушла, когда я была маленькой. Я очень давно ее не видела.

– Почему? Она уехала в командировку?

– Что-то в этом роде.

Я глушу двигатель и барабаню пальцами по рулю. Мне не хочется туда идти. Не хочется здесь оставаться. Но я приехала сюда ради отца, а не ради нее, потому что после того, что она сделала, я уже никогда не перестану ее ненавидеть.

Своим сотрудникам я сказала, что собираюсь найти свою мать, и вот мне представилась возможность и впрямь это сделать. Это не исправит того, что я совершила, и всех последствий, лишь сделает часть моей истории правдивой… пусть и совсем маленькую часть. Сейчас – мой единственный шанс навсегда с этим покончить, ублажить папу, дав ему хоть что-то после того, как он столь многого лишился.

Я быстро обрела способность двигаться дальше, потому что дети есть дети, отец же бо́льшую часть жизни просидел в печальном доме, превратившись в закоренелого алкоголика, и ждал ее возвращения. Неважно, что она не знала, где мы живем. Неважно, что он никогда ее не искал. Он не задумывался о таких мелочах. Просто сдался. Он считал себя жертвой и надеялся, что она каким-то образом его найдет. И вся эта боль просто в один момент упала с его плеч от эйфории после ее звонка, как будто и не было двадцати пяти лет кошмара. Похоже, он забыл одну самую важную деталь: она хотела видеть меня, а не его.