Не дружи со мной

Долгих с треском дернул ручник, отстегнул свой ремень безопасности, наклонился ко мне и поцеловал. Нежно, но горячо. Обхватил сильной рукой за талию и придвинул к себе. Я, не думая совершенно ни о чем в тот момент, тут же принялась отвечать на поцелуй друга.

– Па-а-аш, – выдохнула я парню в губы.

– Прости, я что-то больше не могу держать дистанцию, – охрипшим голосом проговорил Долгих, а затем продолжил меня целовать… Губы, шею, голое плечо, с которого слетела бретелька платья… Через открытый люк в салон проникал свежий воздух. Я слышала шелест деревьев над головой и громкий стрекот цикад в ночи. Дыхание стало тяжелым. Огромная волна желания обрушилась на нас и накрыла с головой. И с каждым новым поцелуем нас затягивало все дальше, все глубже… Не выбраться! Паша опустил руку на мое колено, затем скользнул выше, под подол платья…

Я вскрикнула, когда кто-то резко ударил по лобовому стеклу. В ту же секунду наши лица ослепил свет фонаря.

Глава пятнадцатая

Привлекают ли вас главным образом его (ее) внешние черты: сильное или красивое тело, прическа и т. п.?

Да.

Нет.

Затрудняюсь ответить.

Полине Ковалевой всегда шли платья. Только почему-то Поля редко их носила, а на все комплименты Долгих отшучивалась или дулась. Не верилось ей, что она может выглядеть в них женственно и желанно.

Вот и в этот вечер, когда Полина вышла из ворот, у Паши от вида подруги на мгновение перехватило дыхание.

Когда раздосадованная чем-то девушка села в машину и резко потянула на себя ремень безопасности, Паша все-таки проговорил:

– Вау!

– Не смотри на меня так! Мама рассердила, – начала говорить о своем Поля.

– Отлично выглядишь. – Паша, нахмурившись, отвел взгляд от подруги и завел машину. Кажется, он и без того долго рассматривал ее голые загорелые плечи и ключицы.

– Как же! – вновь не поверила Ковалева.

– Полин, я серьезно, – Паша снова взглянул на девушку.

– Спасибо, – негромко откликнулась Поля. А затем смущенно закрыла лицо ладонями.

Долгих отлично знал это движение… Полина всегда так делала, когда стеснялась, чего-то пугалась или едва сдерживала смех. В арсенале Ковалевой было много умиляющих Пашу привычек, и эта – одна из них.

Паше нравилось в Полине все. Нежность к этой девушке переполняла его. Поля должна узнать об этих чувствах.

* * *

– Паш? – жалобно проговорила я, дотронувшись лбом до плеча лежащего рядом друга. – Долгих, только не говори, что ты кони двинул, я этого не вынесу…

Паша даже не шелохнулся. Связанные за спиной руки затекли.

– Пашенька, – всхлипнула я. – Родненький… Что же ты? С тобой ничего не страшно, а без тебя…

Я осмотрела пустую комнату. Только сваленные мешки в углу и одинокий табурет. Сверху узкое окно, за которым стоит непроглядная тьма. Сколько, интересно, времени? Мама меня убьет! Ох, а здорово, если бы это была именно мама… Прислушалась. Вокруг царила напряженная тишина. Пугающая. Только лампы под потолком трещали. На тусклый свет слетелись мотыльки. Хорошо, что окно открыто, а то бы мы, наверное, здесь задохнулись от духоты. Голова страшно гудела и в горле пересохло. Я тихо и протяжно заныла. Последнее, что помнила, как какой-то мужик силой вытянул меня из машины, а потом… Ничего. Темнота, пустота, страх… Я перестала реветь и прислушалась. Пашка дышал. Он просто без сознания. Я подползла ближе и укусила Долгих за плечо. Еще и еще раз… Если я очухалась, то и он уже должен.

Пашка замычал:

– Ковалева, ты что делаешь?

– Кусаюсь! – ответила я, шмыгнув носом. – Ты жив?

– Нет, умер.

Паша, охнув, перевернулся с живота на бок. Руки у него тоже были связаны за спиной.

– Как в башке ломит, – проворчал Долгих.

– Таблеточку принести? – услужливо спросила я. Не знаю, откуда во мне берется яд в самый неподходящий момент. Это все от страха.

– Чем нас траванули? – пропустив мимо ушей мою колкость, спросил Пашка.

Вместо ответа я снова разревелась.

– Пашенька, мне страшно! Нас убьют?

– Если бы хотели, уже б убили, – заметил Долгих, – им что-то нужно у нас узнать.

– Но что? – искренне воскликнула я. – Ничего не знаю!

Как в школе на уроке химии… Только теперь от ответа зависит не оценка за четверть, а целых две жизни.

– Полагаю, дело в дружке Ульяны… Матвее?

– Или Мише, – подсказала я.

– Ага. – Долгих снова поморщился. – У тебя точно нет таблеточки?

– Не смешно, – буркнула я, не оценив такую же шутку в исполнении Долгих. Руки страшно затекли.

Я сидела на полу, подогнув колени, и плакала.

– Ну что ты сырость раньше времени развела? – попытался успокоить меня Долгих.

– Я так люблю жи-и-изнь, – протянула я сквозь слезы, – родителей люблю-ю-ю… маму-у-у, папу-у-у… Мне страшно-о-о…

Долгих принял сидячее положение, а затем, елозя «пятой точкой» по полу, подполз ближе ко мне. Ободряюще подтолкнул плечом:

– Все будет хорошо!

– Ага, как же-е-е…

– Сейчас они поймут, что мы ни при чем, и отпустят.

– Закопа-а-а-ют!

– Полин, ты меня слышишь?

– Как соба-а-ак…