Не дружи со мной

Паша только вздохнул. Я тут же направилась к входу, расталкивая разгоряченных танцующих парней и девушек. Буравин кому-то подмигивал и счастливо скалился, но заметил меня, и улыбка быстро сползла с его лица. Сам Герман дернулся было в сторону, но все-таки остался топтаться на месте. Криво мне улыбнулся.

– Приветик, – кратко сказала я.

– Приветик, – кивнул Буравин, – крохотуля… Только не ругайся! Я все объясню!

– Да я и не сомневаюсь, что объяснишь!

Я схватила Германа за руку и потянула в глубь зала. По пути обернулась на Пашу, который не спускал с нас взгляда.

– Садись! – пихнула я Буравина в кожаное кресло. Сама тут же присела на подлокотник.

– Бить будешь? – спросил Герман.

– Драть как сидорову козу, – нахмурившись, пообещала я.

– Ух, как звучит! – восхитился Буравин.

Я продолжала хмуриться.

– Ладно-ладно, – поднял руки Буравчик, – сдаюсь, конфетка моя шоколадная. Просто мне позарез нужно, чтобы другие поверили, что у меня есть девушка.

– А-а-а, – улыбнувшись, протянула я. – Все понятно!

– Ну вот! – в ответ засиял Герман. Затем улыбка резко исчезла с его лица: – Что тебе понятно?

– Ты гей? – предположила я. – Так что такого? Не в Средневековье живем. Все взрослые люди! Вот в нашей группе…

– Что? – растерялся Буравин. – Нет, малышка Поля, нет!

– Тогда зачем тебе легенда? – растерялась я.

– Много будешь знать, скоро состаришься, ляльчонок.

– Ляльчонок? – снова рассердилась я. – Слушай, Буравчик-бельчонок, не знаю, что ты там удумал, но меня в свои дела не впутывай! А то я тебе…

Я наклонилась к уху парня и прошептала, что планирую совершить в качестве возмездия. Лицо Германа вытянулось от ужаса.

– Какой кошмар, карапуз, ты очень кровожадна!

– Вот-вот! А тебе еще потомство оставлять.

– Да уж, – пробормотал Герман, – и чего я с вами связался?

– Ты ко мне во множественном числе? – удивилась я. Со сцены донесся громкий голос ведущего. От звука зафонившего микрофона я поморщилась.

– То ты меня покалечить норовишь, то Паха…

– А Паха чего?

– Мне кажется, он прямо сейчас мне готов морду набить, – доверительно сообщил Буравин.

Я оглянулась на барную стойку и тут же встретилась с Долгих глазами. Пашка и не думал отводить от нас взгляда. У меня даже в горле от охватившего волнения пересохло.

– Что с ним? – озадаченно произнесла я.

– Видимо, ревнует, – ухмыльнулся Буравин.

– Да ну, – протянула я.

– Я бы тебя, малыш, тоже ревновал, если б мы встречались. Жаль, я не в твоем вкусе. – Буравин нагло подмигнул: – Вот все-таки Долгих заливает: «Полина – моя подруга…»

– Ага, – растерянно отозвалась я. Щеки от такого открытия запылали. Снова взглянула в сторону Паши. Сейчас он демонстративно уставился на сцену. Потом опять оглянулся на нас…

Я встала на ноги, уперлась руками в подлокотники и склонилась над Буравиным.

– Что ты делаешь? – удивился Герман, когда мое лицо оказалось слишком близко.

– Провожу следственный эксперимент, – сообщила я.

Герман осторожно выглянул и посмотрел на Пашку. Потом снова на меня. Зажмурился и вытянул губы в трубочку. Клоун! Не дождавшись поцелуя, приоткрыл один глаз. Спросил:

– Сосаться-то будем?

– И не мечтай! – рассердилась я. – Лучше ответь: тушь не размазалась?

– Какая тушь? – озадачился Герман.

– Для рисования, блин, – огрызнулась я. – Мы же сидим на уроке изо. Буравин, не тупи! Макияж у меня как?

– А-а-а! Все тип-топ!

– Комочков на ресницах нет?

– Не-а!

– А Пашка смотрит?

Буравин снова выглянул.

– Ага! Сейчас нас глазами испепелит.

– Клево!

Я с довольным видом выпрямилась.

– Так, может, это… – продолжил Герман, развалившись в кресле и глядя теперь на меня снизу вверх. – Подойдем ближе и прямо перед ним засосемся?

– Без любви, как ты выразился, не засасываюсь, – серьезно проговорила я. – Правило Ковалевой! И что за слово? Ужас! Я тебе не пылесос. Пока, Буравин!

Сделала пару шагов и обернулась:

– И хватит про нас с тобой всякие глупости болтать. А то я в отместку такого насочиняю! – предупредила я.

Буравин послушно закивал. Настроение мое значительно улучшилось. Реакция Паши на наш спектакль, конечно, немного озадачила. Но охватившую радость скрывать было сложно. Ой, а если Буравчику все это только показалось? Пританцовывая, я подошла к Долгих.

– Чего это ты такая веселая? – нахмурившись, поинтересовался Паша.

– Да так… – Я не могла скрыть улыбку. – Любовь, знаешь ли, окрыляет!

– К Буравчику?

– А к кому ж еще? – Я похлопала Долгих по плечу и рассмеялась. – Не к тебе же, Павлуша!

Чувствовала, как Пашка напряжен. Мамочки, неужели все это мне не снится? Он… он ревнует? Когда я встречалась со Степой, такого точно не было!

Мы молча уставились на сцену, где сейчас завывала какая-то разукрашенная девица в платье из ядовито-зеленых перьев, как у попугая. Паша наклонился ко мне и проговорил:

– Ты права, любовь окрыляет. Уля, кстати, должна тоже прийти.

– Ой, ну надо же! – не поворачиваясь, протянула я. – Вот радость-то!

– Ага. Не только тебе с Буравчиком целоваться.

Я сердито оглядела танцпол. Заметила своего длинноволосого «приятеля». Будь он тоже неладен.

– Вон твоя Ульяна пришла, – кивнула я в сторону меховых «Гуччи». – Иди с ней целуйся!