Не доставайся никому!

– Он бы сел тогда за квартирную кражу, – перебила его она со вздохом. – Аристов же ведь за тем и вошел в мой подъезд. От одной беды его судьба уберегла, так другая тем временем его подстерегала. Вот ведь история.

Она была согласна, что бросать Аристова в беде нельзя. Но до сладкой ломоты во всем теле хотелось остаться с Максом наедине. До ночи еще ой как долго. Его вороватые ласки и поцелуи за Андрюшкиной спиной – это, конечно, мило, но мечталось о продолжении. А вдруг у Макса планы поменяются и он снова сорвется куда-нибудь?

– Стоп! – Максим рывком выдернул себя из удобного ритмичного покачивания, встал, снова потянулся, зевнул. – Мне понятно, что… Что ничего не понятно! Аристов, возможно, мужик правильный. Только как это доказать? Опять же остается опасность для Алисы, которая никуда с его арестом не подевалась, а как раз наоборот, Алиса стала весьма и весьма уязвимой. Но я всю ответственность по ее охране беру на себя…

Не сорвется! Не уедет! Будет с ней и сейчас, и ночью, и утром завтра! Славно, здорово, прекрасно! Утром она приготовит ему завтрак, и они проваляются в постели до обеда. Потом поедят. А потом можно пойти погулять, поужинать где-нибудь в городе и…

Господи, как банально и неромантично выглядит то, что она себе сейчас нарисовала! Алиса расстроилась. Она ведь совсем, совсем не знала, по какой схеме живут двое: он и она. Как и чем они разбавляют свои будни? Из чего складывают свое счастье? Из каких слов, мыслей, действий? Всю жизнь ее второй половинкой была бабушка. И у них все строилось просто и понятно: одна заботилась, вторая заботой этой пользовалась. Им было хорошо вдвоем и не хотелось никого третьего. А теперь что? Как жить, если Макс прочно войдет в ее жизнь?

Ну, почему, господи, у нее не оказалось наглядного примера из папы и мамы, почему?! Она бы этим примером непременно воспользовалась, примерила бы на себя. Или, наоборот, избегала бы всех ошибок, которые наделали ее родители, училась бы на них.

Недалеко же она ушла от Петра Ивановича, прослонявшегося по зонам в одиночку всю жизнь. Ни он, ни она, оказывается, не знают слагаемую успеха тихого семейного счастья.

– Алиска! – завопил вдруг над самым ухом Андрюшка, возмущенно выкатив на нее глазищи. Левая щека у него раздулась от огромного куска пирожного, которое он не успел прожевать. – Ты нас совсем не слушаешь!

– Почему? Слушаю, – смутилась она, но не из-за того, что и правда не слушала их, а от того, о чем конкретно сейчас думала.

Алиса стыдливо отвернулась от все понимающего, недремлющего ока сердитого подростка, который не давал их мыслям, их рукам и губам никакого хода, наблюдал, ухмылялся, рот кривил в немой обиде. Дядя Петя там сидит, а они тут – читалось на его челе.

– Слушает она! – вскинулся он, с сожалением взял с тарелки последнее пирожное и, вздохнув, откусил. – Вот о чем мы сейчас говорили, а? О чем?

– Ну… Вы говорили… – Она умоляюще уставилась на Макса.

– Правильно, милая, – тот не удержался и чмокнул ее в нос. – Мы говорили о том, что конкретно разбудило всевидящее око твоей погибшей соседки. Что способствовало ее интересу.

– И что же?

Она рассеянно улыбнулась и тут же услышала очередное возмущенное фырканье Андрюшки. Ну да, да, не могла она собраться, когда Максим так близко, и смотрит, будто проглотить ее хочет, и целует еще. Кто это выдержит?!

– Все началось с газеты! – провозгласил Максим, проткнув указательным пальцем воздух над головой. – Она зачитывалась криминальной хроникой! Начала подбирать соседей, которые подходили бы под эти самые статьи, и в результате и правда нарвалась на что-то из ряда вон.

– Мне не поверили, – предупредила Алиса. – Когда я озвучила ее версию в полиции, мне посоветовали лечиться. Сказали, что это диагноз.

– А вот мы сейчас и выясним, – Максим схватил одной рукой за шею Андрюшку, второй ее потянул с места. – Аристов читал газету, сказал Андрей, но ничего подобного, ни единой криминальной заметки в ней не обнаружил. Почему?..

– Да потому что наш специалист по криминальной хронике уволился, – непонятно на кого обижаясь, выгнул губы дугой главный редактор газеты, в которую погибшая Александра не раз при жизни тыкала пальцем и предлагала почитать нужные места Алисе, даже обводила их жирно фломастером.

– Как уволился?

– Как увольняются? По собственному желанию! Устал, говорит, быть мелким и незначительным. Но я-то знаю, что это не так, – главный редактор начал вдруг отряхивать толстый живот, обтянутый малиновой вязаной жилеткой, хотя крошек на нем не было. Голос его стал надтреснутым и неприятным. – Это все ложь! Ложь! Наглая и бессовестная!

– Да? – Алиса не сводила глаз с его узловатых пальцев, елозивших по мягкой малиновой шерсти. Успокаивал он себя таким образом, что ли? – А что есть правда?

– А правда заключается в том, что он ушел к конкурентам! – выпалил редактор, подняв на них тяжелый взгляд.