Не доставайся никому!

– А… А где же холодильник? – Алиса посмотрела на колбасу. – Пропадет ведь к утру.

– Тю-уу, где утро, а где колбаса! У нас не пропадет! – рассмеялся Аристов и потрепал Андрюшкину вихрастую макушку. – Мы с ней уже к вечеру ближе расправимся, так ведь, пацан?

– Может, и раньше, – Андрей улыбнулся, встряхнул руками, разбрызгав водяные капли в разные стороны, взял из рук Аристова тряпку, вытерся. – Чего нам утра-то ждать, да, дядь Петь? Слышь, Алиска, а тетя Шура какую газету все время читала?

Алиса тут же вспомнила название.

Не слишком, конечно, солидное издание, но желтизны на тех страницах точно было не так уж много. Немного из жизни местных знаменитостей. Полгазеты бесплатных объявлений, потом снимки местных фотографов с местными красотами и красотками. И крохотных размеров заметки на криминальную тему. Совсем маленькие, в самом низу на последней странице.

– Она, конечно, могла и того… – хмыкнул Аристов и у виска толстым пальцем покрутил. – Немного свихнуться от одиночества. Кому придет в голову вычитывать криминальную хронику и подгонять под нее своих соседей!!! Охренеть же можно, так? Сейчас вот ты ко мне, к примеру, зашла, а завтра тапки у соседки твоей со второго этажа пропадут. Она и заорет, что ты повелась не с тем и набралась вредных привычек. Это как называется? Правильно, подтасовка фактов. Мусора этим часто грешат, когда людей сажают. Они могут по-любому человеку преступление, словно фрак, скроить. Так ведь?

Он участливо посмотрел в ее расстроенные глаза. Неуверенно улыбнулся и отвернулся.

А Алиса подумала, что он сто, нет, тысячу раз прав. Нельзя таким образом вычислить злонамерения людей. Подглядывая за ними в окно, можно придумать сто страшных историй, и ни одной правильной.

А тапки у соседки, только не со второго, а с первого этажа и правда пару дней назад пропали, и она долго сокрушалась, кричала в подъезде сначала, а потом в квартире, забыв плотно прикрыть дверь, что ни одна металлическая решетка и ни один запор не спасают от сволочей. Они вон и девушку чуть не убили, теперь вот и тапками не побрезговали. Зря только она тратилась и деньги сдавала на все эти мероприятия по укрощению преступности в их районе. Ничего не помогает, нет им исправленья!

На Алису и ее новые знакомства она при этом никак не намекала, напротив, сочувствовала и даже называла ее бедной.

Интересно, как стало известно Аристову про пропажу этих чертовых тапок?

– Ну да, так это выглядит, – Алиса вернулась на скрипучий венский стул, мужчины снова оседлали диван.

– Тогда у меня вопрос… – Аристов пристроил бульдожий подбородок на два кулака, поставив локти на коленки. – Зачем ее убивать? Зачем нападать на тебя, когда ты стала ворошить эту историю? И, как любят в уголовке выражаться, кому это выгодно?

Ответов на эти вопросы не было ни у кого. Аристов бубнил, Андрюшка ему вторил, Алиса согласно кивала, но дела с мертвой точки не сдвинул никто. У нее разболелась голова, и она засобиралась.

– Через несколько дней на работу выйду, – сказала Алиса Аристову уже на улице. – Не могу дома сидеть и все время чего-то ждать. Мы вот с вами уверены, что…

– Ни в чем мы с тобой не можем быть уверены, дочка, – перебил ее мягко Аристов, неловко взял под локоток и повел от своего порога к ее дому. – Отдает нехорошим, это и невооруженным взглядом видать. Но как это все к делу пришить, понятия ни у кого нет. Даже у мусоров, будь они неладны! Они ведь тоже свое чутье не могут по папкам рассовать, даже если и чуют что-то. Куплю, куплю завтра эту газетенку, может, чего и вычитаю. А может, и нет… Ты аккуратнее, тут скользко. Сыпал солью, сыпал, все равно стервецы раскатали до льда.

Она обошла раскатанное мальчишками место, ледяным карамельным языком пересекающее тротуарную дорожку. Вспомнила, как они с Сашкой до седьмого пота старались так же вот накатать ледок, а потом до дыр на подошвах сновали по нему взад-вперед. Все так мило и славно было в детстве. Может, и не совсем беззаботно, но не страшно, это точно. Она никогда и никого не боялась! Во дворе ее пальцем никто не смел тронуть, это Сашкина заслуга. В школе так же. Бабушка ее стерегла пуще ока. Да и бояться-то было особо некого. Не то что сейчас.

Сейчас ей было страшно. Очень страшно! И самый главный страх, без конца теребивший душу, заключался в том, что она не знает, чего и кого стоит бояться!

Темных подъездов? Неосвещенных улиц? Одиноких скверов или людных мест? Случайных знакомых или старых друзей, вернее, подруг?

– Ты всех-то в одну кибитку не сажай, – посоветовал проницательный Петр Иванович, доведя ее до подъездной железной двери. – Разберемся, бог даст. Я вот завтра газетку почитаю. Андрюшку по всем крайним подъездам пошлю.

– Как это по всем? – не поняла Алиса.

– Так Шурка твоя где жила? Правильно, в центре дома вашего, в среднем подъезде. А за вашим, торцами друг к другу, сразу два дома стоят, девятнадцатый и двадцать первый. И сходятся они аккурат по центру вашего восемнадцатого. Правильно я говорю?

– Да, правильно. Господи, никогда не задумывалась, – ахнула Алиса.