(Не)добрый молодец

— Вот же, твою мать! Чтоб вы все сдохли, грёбанные зомбаки и прочая дрянь, чтоб вы… — и Вадим, поперхнувшись матом, глухо закашлялся, согнувшись и захлёбываясь сухим кашлем. Откашлявшись, он бессильно откинул голову обратно на пол и затих.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила его Маруся, спихнув Агашу с его груди.

— Где я?

— Ты спас нас, и мы забежали в баню, и потерял сознание. Мы думали, что ты мёртв! И нас ожидает таже судьба.

— Жив я, как видите, жив, что с детьми и Агашей?

— С нами всё в порядке, дети живы. Мы с Агашей тоже спаслись благодаря тебе. Нас не покусали и не ранили, но есть нечего, одна только вода в деревянной кадушке.

— Вода — это хорошо, — закрыл глаза Вадим.

Лежать на полу было неудобно и очень твёрдо. Земляной пол кое-где оказался накрыт тонким слоем жердей, ведь лесопилок тут ещё не знали. Жерди обтёсаны топором и ошкурены пятками бесчисленных посетителей древней баньки. Лежать на них было не только жёстко, но и холодно. Раны болели, однако лежащее в неудобной позе тело изрядно закоченело и никак не желало разгибаться.

Вадим, не выдержав боли, застонал. Его тихие, полные мучительной боли крики никто не смог облегчить. Маруся и Агаша, как могли смачивали и очищали его раны, но вода, это не лекарства и болеть меньше у него от этого не стало. Сидевший на бане ворон внезапно насторожился, склонив голову к плечу. Встрепенувшись, он сложил крылья и заскакал в сторону трубы, в которую и сунул свой длинный и прочный клюв.

Повертев головой, ворон навострил слух. Расположенные чуть позади глаза и скрытые длинными перьями слуховые отверстия чутко пытались уловить странные звуки из трубы, что отдалённо походили на человеческую речь. Ворон покрутил головой, но звуки больше не повторялись, а слышалось только шуршание и кряхтение.

Это уже не интересовало ворона и, подпрыгнув, он соскочил с крыши и, громко хлопая крыльями, полетел в сторону леса. Его ждали новые дела и новые заботы. Сделав красивый пируэт, ворон быстро скрылся среди верхушек высоких деревьев. Ещё пару мгновений его было ещё слышно, но потом исчез и звук, окончательно растворившись в шуме старого леса.

Вадим в это время совершил вторую попытку подняться, которая всё же увенчалась успехом. Кряхтя, стеная, матерясь и отдуваясь, он смог встать и, с трудом сделав пару шагов, опустился на тонкую скамью. В бане было темно, как говорят: «хоть глаз выколи» или как у негра, ну, вы сами знаете где.

Существовал, правда, способ определить день сейчас или ночь, но у Вадима не было на то сил, а женщины не знали. Пока он ощупывал себя, кто-то тихо бухнул в дверь, потом ещё и ещё, и заколотил совсем уже основательно. Это подвигло Вадима на новые телодвижения, и он, мысленно чертыхаясь, доковылял до очага, чтобы попытаться заглянуть в него.

После того как он сковырнул из печи остатки не прогоревших дров и разгрёб угли, он всё же смог пролезть вперёд и увидеть сквозь дымоход небо. Точнее маленький, светлый кружок, серое пятно, ограниченное шириной трубы.

Небо казалось ещё светлым, а далёкие свинцовые облака медленно и равнодушно плыли в сизой вышине. Солнце уже клонилось к закату, и по цвету неба становилось понятно, что вечер и ночь наступят совсем скоро. Чихнув, Вадим вылез из дымохода и вернулся помещение, занявшись своими травмами.

По мере возможности, он осмотрел тело. Никаких страшных ран он у себя не обнаружил, спасибо Маруси, что отмыла его от собственной крови. Синяки, кровоподтёки, глубокие и не очень порезы и, судя по ощущениям, сломана пара рёбер, и больше ничего. От этих ран он однозначно уже должен был превратиться в зомби, но что-то пошло не так.

Задумавшись и перебрав в уме с десяток вариантов, Вадим решил, что всё дело в том, что он из другого мира, и поэтому вирус не имеет на него никакого влияния, а может, у него есть иммунитет к нему. Впрочем, эти размышления были очевидны, ведь если ты не повторил судьбу других, значит, с тобой что-то не то. И сейчас это оказалось благом, а не бедой, как при попадании сюда.

Стало немного легче, отодранные от тела куски ткани, жёсткие от уже подсохшей крови, причиняли ему боль, однако это осталось уже позади. Глаза постепенно привыкали к полумраку. Помещение не имело окон, и глаза с трудом различали обстановку.

Может, и хорошо, что он очнулся только к вечеру, хотя время, чтобы подумать и собраться с мыслями тоже необходимо, ведь мертвяков лучше ожидать в здравом уме и рассудке. А пока он попросил у Маруси отстирать рубашку и портки: смены белья не предвидится, ему придётся ходить в том, что есть, а мертвяки прекрасно чувствуют кровь, и не хотелось бы им попасться. Дети уже ожили и стали просить есть, но ничего съестного в бане они не обнаружили и поэтому, отсюда надо будет скорее выбираться. Вот только куда?

Беглый осмотр вещей выявил то, что у него оказалось в активе. Ими стали никому сейчас не нужные серебряные и золотые монеты, да один нож, который он привязал к ноге на всякий случай. Ни пистоля, ни сабли, ни походного мешка. Всё осталось лежать где-то, оставленное на пути его бегства. Как и брошенный кистень.