— Так может и врут, а токмо с того времени и обрушились на нас бедствия с мертвецами. В Москве духовенство собралось решать, что делать с трупом колдуна и чародея. А как его иначе называть, коль он из простого холопа до царя дорос? Колдун и чернокнижник он, иначе и не скажешь. По совету монахов выкопали его из ямы и провезли по улицам города, чтобы все видели, что Гришка мертвее мёртвого, потом увезли в село Котлы.
А вот там, бают, и случилось то самое, труп начал шевелиться. Три монаха принялись читать молитву, пока остальные стали складывать огромный костёр. Гроб с телом бросили на него, облили маслом и подожгли, а пепел потом развеяли на все четыре стороны. Вот. А после того избрали патриарха Филарета Фёдора Романова. Он же и отправил во все стороны людей, чтобы оповестить, как с новой напастью бороться, да упредить людей, не знающих о том. Вот такие дела творятся в Земле Русской.
Настоятель помолчал, задумавшись. Годами он был немного моложе отца Анисима, когда-то считался посадским человеком, да в чернецы подался. И вот стал настоятелем этой пустыни.
— Да, многое ты мне поведал, Анисим, очень многое. В нашей глуши таких вестей и не сыщешь, а народ приходит, спрашивает. Сам знаешь, не прокормиться нам самим без крестьянской помощи. А крестьянам что нужно? Не токмо пища для желудка, но и новости. Слухи, страхи, вспомощничества и уверенность, что они первыми узнают о любой опасности. Вот о мертвяках мы им как раз и поведаем. Миссию свою ты полностью выполнил, а и денег привёз?
— А то как же! — Анисим распустил широкий пояс и извлёк оттуда множество мелких серебряных чешуек. Это оказались серебряные копеечки. Воши, как их называли в то время. Да и как им такими мелкими не быть?
На Руси испокон веков не имелось серебряных рудников, и всё серебро шло в страну с Запада или Востока. Вот и скудно на монету серебро искать. А чешуйки штамповали кустарным способом из серебряной проволоки. И видны на них только всадника рельеф да буквы, и более ничего.
— Слава Богу, дошёл ты до нас, и не токмо с вестями, но и с деньгами! А что же за отрока ты нашёл? Кто он и откуда? Непонятный какой-то и словно не русский. На вятича не похож, на мокшу или черемиса тоже. Немец али поляк? Тоже не похож. И одет странно, никогда такую одежду, да цвета такого не видал.
— То история отдельная. Непонятный он, вроде и врёт, а вроде и не врёт. Говор удивительный, по-нашему говорит неправильно и всё время слова ищет, а то говорит словечки, по слуху вроде и русские, а по пониманию странные, не понимаю я его. Коверкает всё до неузнаваемости. Литвин он. Только не чистокровный, а и поляков днесь кровь в нём есть, и латгаллов, а то и немцы приложили семя своё к его предкам. Вот он и не похож ни на кого. Бает, что служилый дворянин его батька у Романовых был. Да проверить сейчас трудно, да и надобно ли?
— То мы не сможем сделать, да и зачем? Пристроим пока. А как он насчёт мертвяков?
— Так вроде и не боится их, бает, что на их поместную деревню они напали, а он испужался и многое забыл. Может, он и испужался, да токмо, кажется мне, что свой страх он страхом и выбил. Не видно по нему, что он сильно их опасается, будто знает, что управа на них есть. А ещё одежда на нём странная. Я, когда он спал, пощупал её. Даже и сказать ничего не могу. Вроде и ткань, а плотная. Видно, что уже временем потраченная, но лён или шерсть уже давно бы разлезлись, а энтой хоть бы хны. Непонятно. И вообще, он странный, словно не от мира сего.
— Мм, может, его направил кто?
— Так, а зачем? Кому мы здесь нужны? Да и не токмо мы, а вообще? Эх, грехи наши тяжкие, кажный день что-то необычное происходит. Не знаешь, то ли удивляться, то ли горевать. И думаю, что не бесноватый он и даже не одержимый, — предвосхитил Анисим вопрос настоятеля.
— Почему?
— Так девчонка к нему прибилась, и хоть пигалица ишо, да дурному делу не препятствие. А он приютил и кормил, хоть сам голодный, аки волк. А ишо, спрашивал я его, будет ли брать её с собою или нет? А он и отвечает, что жаль, мол, девчонку, с ним пойдёт, и сказал искренне, чувствую я. А ежели одержимым или бесноватым оказался, то вовеки веков таких слов не произнёс бы. Нет у них ни сердца, ни души, не сказал бы он так.
— Твоя правда, Анисим, ты повыспроси его завтра как след, кто он и что он. А более того, что умеет и что дальше намерен делать. Там и посмотрим. Парнишко-то, навроде, простой, но и ухо востро с ним держать надобно. Может, он нам и вспоможет в чём. Жизнь нашанехитрая, лишними руки не окажутся. А там видно будет, али к нам прибьётся и пользу какую принесёт, али пойдёт туда, куда и шёл. Наш скит-то мал, да на месте удобном расположен. Надо думать, а не гадать, сейчас любые руки нам важны. А богат ли он али беден?
— Не знаю, но ничего у него с собой не увидел я: ни вещей, ни денег, только то, что на нём, да звенел монетками мелкими. Я таких и не глядал ни разу. Он одну показал. Цифирь какая-то на ней видна, больше ничего не уразумел.