— Я заметила, что частая истерика не позволяет толстеть, — поведала ему Джесс, отправляя в рот очередной кусок, одновременно думая, почему им как-то неловко вдвоем. Им было легче общаться, когда они едва знали друг друга. Вместо того, чтобы чувствовать себя непринужденно, каждая новая встреча приводила к еще большей напряженности, как будто они впадали в эмоциональное оцепенение. Возможно, вызванное ими самими.
— Мне не нравится слово «истерика», — произнес он после продолжительной паузы.
— Что в нем вам может не нравиться?
— Оно несет в себе некий негативный подтекст, — объяснил он. — Я предпочитаю выражение «высокая энергия».
— Вы думаете, что это одно и то же?
— Две части одного уравнения.
Джесс задумалась.
— Не знаю. Но я знаю одно: с детских лет разные люди предлагают мне расслабиться.
— Что только укрепило негативный образ, который вы оставили о себе как об истерическом человеке. — Наконец он посмотрел ей прямо в глаза. Джесс даже вздрогнула от напряженности его взгляда. — Когда люди советуют вам расслабиться, то это означает, что именно они страдают от вашей высокой энергии, а не вы. Но делают так, что виновной чувствуете себя вы. Ловко, правда?
— Еще одна из ваших интересных теорий.
— Разве вы не помните, что я интересный малый? — Он взял хлебную палочку и откусил от нее кончик.
— Чем вы, собственно, занимаетесь, продавая обувь?
Он рассмеялся.
— Разве вас задевает то, что я продаю обувь?
— Почему это меня должно задевать?
— Дело в том, что мне нравится продавать обувь, — сказал он, отодвигая стул и вытягивая под столом ноги на их полную длину. — Каждый день я прихожу на работу в десять часов утра, ухожу домой в шесть вечера. За исключением четвергов. По четвергам я являюсь в магазин в час дня и ухожу в девять вечера. И отключаюсь, дома магазинные дела меня не занимают. Не надо готовиться к очередному трудовому дню. Никаких забот, никакой ответственности. Прихожу на работу и продаю обувь. Потом иду домой. Пришел, увидел, победил, или как там говорится?
— Но, должно быть, на вас действует удручающе, когда кто-нибудь займет у вас массу времени, а купит всего одну пару обуви или, того хуже, вообще ничего не купит.
— Это меня не волнует.
— Вы получаете комиссионные?
— Да, оплата включает зарплату и комиссионные.
— Значит, комиссионные сказываются на уровне вашей жизни.
Он пожал плечами, сел поровнее на стуле.
— Я — хороший продавец.
Ногам Джесс было тепло в новых зимних сапожках.
— Что ж, я могу подтвердить это. — Его улыбка порадовала ее. — А как относительно интеллектуальной стороны?
Казалось, вопрос поставил его в тупик.
— Что вы имеете в виду?
— Вы, несомненно, очень умный человек, мистер Стон. А в интеллектуальном плане вы получаете немного, когда целыми днями занимаетесь таким делом.
— Напротив, я встречаю самых разнообразных людей, людей ярких и интересных. На данном этапе своей жизни я получаю от них весь необходимый мне интеллектуальный заряд.
— В чем же, собственно, состоит смысл вашей жизни?
Он пожал плечами.
— Я еще не подобрал к этому ключ.
— Где вы учились в школе?
— В Спрингфилде.
— А в колледже?
— Откуда вы взяли, что я учился в колледже?
— Сама так решила.
Он натянуто улыбнулся.
— В университете Лойолы.
— Вы закончили университет Лойолы, а теперь продаете обувь?
— Разве это считается преступлением в округе Кук?
Джесс почувствовала, что покраснела.
— Простите. Я, наверное, зарываюсь. Это звучит довольно высокомерно.
— Вы говорите, как государственный обвинитель.
— Вы находите?
— Расскажите мне об убийце из самострела, — попросил он, неожиданно изменив тему разговора.
— Что?
— Всю минувшую неделю я следил по газетам за вашими успехами.
— И что вы обо всем этом думаете?
— Думаю, что вы выиграете дело.
Она расхохоталась веселым легким смехом, испытывая странную признательность за выражение такого доверия.
— Будете ли вы требовать высшей меры наказания?
— Если мне представится такая возможность, — ответила она просто.
— А каким образом казнят людей в этом штате в настоящее время?
Подошел официант с двумя бокалами бургундского красного вина.
— Смертельный укол. — Джесс быстро поднесла к губам бокал.
— Я бы рекомендовал дать вину постоять несколько минут, — посоветовал официант.
Джесс послушно поставила бокал на стол. Она невольно подметила иронию в сочетании своих слов с одновременным желанием выпить вино.
— Стало быть, смертельный укол, так ведь? Одноразовые шприцы для больше не нужных людей. Думаю, в этом есть определенная справедливость.
— Я бы не стала ронять слезы из-за таких, как Терри Вейлс, — сказала Джесс.
— Вы совсем не сочувствуете уголовникам из низшего класса?
— Совершенно.
— Попробую отгадать: ваши родители — традиционные республиканцы.
— Вы — противник смертной казни? — спросила Джесс, хотя была не уверена, что у нее достанет сил, чтобы вступить в длительную дискуссию о преимуществах и недостатках высшей меры наказания.
Наступило молчание.
— Думаю, что некоторые люди заслуживают смерти, — наконец произнес он.
— Вы сказали это так, как будто имеете в виду кого-то конкретно.
Он засмеялся, хотя и невесело.
— Нет, никого не имею в виду.