Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина

Но сказано мудрецом: Не спеши выносить суждение о сегодняшнем, ибо завтра оно может быть ошибочным. Или чуть иначе: С расстояния времени вчерашнее видится иначе, чем тогда представлялось.

Так кто ж он? Отменный лазальщик по скалам в поисках орлиного помета для зелья, обещающего вечную молодость? Выкарабкался Бахира из дебрей, вернулся в келью, продолжив постижение ведомых и неведомых вер по рукописи, которая передавалась, как говорят, по наследству от одного к другому... Тут и Абу-Талиб явился с верблюжьим караваном.

"О Боже, - переведя дыхание, подумал (кто? - Ч.Г. *), - даруй нам облегчение, а не затруднение! Избавь от чтения того, что написано кровью, ибо кровь - самый ненадёжный свидетель истины!"

______________

* Как читатель, я бы дерзнул сказать про облегчение и затруднение иначе: "Усложняя простое, человек совершает глупость, обезоруживая себя перед нечистой силой, а упрощая сложное, раскрепощает дух, приближаясь к Богу". И ещё: "Признак таланта - умение раскрывать в простом сложное, но свидетельство гения - переводить сложное в простое".

Что было дальше, повествует знающий, и несть числа хранителям заветов, оракулы - точно яркие звезды над Аравией, поди сосчитай! Нельзя ли без велеречивостей? Путнику - быть в пути! ...Верблюжий караван остановился неподалеку от кельи монаха Бахиры, и он (кто прежде не то что не заговаривал с купцами мекканскими, но даже не выходил к ним, не проявлял интереса), будто ожидал именно этой встречи, уже стоял у ворот. И, как они появились, пригласил, к удивлению осторожного Абу-Талиба, к себе: "Сначала, - им сказал, - отведайте моего угощения, а потом я вам скажу: случилось то, что случилось!" Находясь в келье, монах увидел приближающийся караван, заметив при этом удивительное: с караваном на синем жарком небе двигалось белое облачко, прикрывая тенью путника, некоего юношу. Караванщики остановились неподалёку в тени дерева, и облачко застыло над юношей, ветви склонились над ним, укрыв. Облачённый во власяницу, Бахира вышел к ним:

- О курайшиты, я приготовил для вас угощение, оно скромно, хотел бы, чтобы пришли вы все, малый и великий, раб и свободный. - Клянусь богами Каабы, ты преобразился! - сказал ему Абу-Талиб. Тот ли ты монах, каким я знаю тебя давно? Прежде ты не замечал нас, хотя часто мы проезжали здесь. Что же с тобой произошло? - Ты прав, - ответил ему Бахира, - мне нечего возразить, хотя... дни искушений, признаюсь, случались прежде, но мягкосердие ложное ведёт к греху!.. А теперь - иное, будьте моими гостями и переступите порог кельи. Хоть и тесен мой кров, но почтить вас хочу, чтобы утолили жажду и голод. Все пошли за Бахирой, один лишь Мухаммед - по молодости лет или не расслышал, увлечённый думами, - остался с поклажей под деревом. Разглядев гостей, Бахира заметил: - Вы пришли не все. - Да, ты прав, - ответил один из караванщиков. - Но пришли все, - сказал другой, - кому следовало прийти. - Нет только юноши, - сказал третий. - Он самый младший из нас и потому остался с караваном. - Позовите его, пусть разделит с вами трапезу.

- Клянусь богами Каабы, - вмешался в разговор сабий, назвав при этом богинь Лат и Уззу, - мы будем достойны хулы и порицания, если сын доброго курайшита Абдуллы, внук почтенного Абдул-Мутталиба, племянник стража Каабы Абу-Талиба будет не с нами! - И, ковыляя, пошёл к Мухаммеду и привел его в келью.

Взгляд Мухаммеда, как только он вошёл, привлекла высокая камышовая корзина, из которой торчали свёрнутые трубочкой папирусы. И монах пристально разглядывал Мухаммеда, отмечая про себя разные приметы на его лице, о которых знал лишь по одному ему известному описанию. А когда люди поели овечьего сыру, попили отвару из изюма с какими-то пахучими травами и, довольные, покинули келью, и Абу-Талиб с ними, Бахира дотронулся до руки Мухаммеда:

- О юноша, останься, хочу поговорить с тобой. - Но кто ты? "Неужто, подумал Бахира, не слышал обо мне?" И тут же укорил себя за горделивость, назвал имя: - Простой монах по имени Бахира. Мухаммед еле сдержал смех, искорка мелькнула в глазах. - Понимаю, тебя рассмешило, что по-вашему бахира священная верблюдица, а я, как видишь, просто верблюд! - Старец действительно был похож на... Нет, благоразумие не позволило Мухаммеду поддаться шутке старца, и тот это оценил. - Да будет тебе известно: имя это не арабское, а сирийское, и бахира означает человек надёжный, верный. Так вот, я хотел поговорить именно с тобой, о юноша. Отдай мне твой слух и взор (мол, послушай меня)!

- Не достаточно ли разговоров, что мы уже вели?

- Странно, но мы, кажется, с тобой прежде ни о чём не говорили. - Нужно произносить слова, чтобы счесть, что мы вели беседу? - Уж ты-то молчал! - Другие, о достопочтенный отец, сполна удовлетворили, надеюсь, ваше стремление познать бедуинскую жизнь. - Не было умысла в моих вопросах. - Доброрасположение похвально. - Я пытался вас понять.