...Две крайности в сородичах: или злодей из злодеев, грудь матери своей срежет, "уфф!" не скажет, или добряк из добряков, точно мул: садись на него верхом, никогда не взбрыкнёт (на удивление ослице, которая его родила), не пожалуется на усталость (на удивление коню, который его зачал) - мол, будь добр, сойди на миг, дай отдохнуть; ловкач из ловкачей: наденет, обманув, ошейник на шайтана и продаст на базаре пронырливых из проныр; или лентяй, каких свет не видывал. А и наговорит на тебя, пустит порочащий слух, сболтнёт что на ум взбредёт, а потом, поверив в это, повторять будет, каждый раз что-то новое присочиняя!*
______________
* Перевод стилистически слегка осовременен мной.
Неужто пороки людские, или своего рода-племени, перечислять придётся до следующего привала в Босре, а это пять часов езды? А, может, и в Тайме, это по пути... - но там о Мухаммеде будет поведано нечто. Новый свиток? Новый рассказ!
18.
В честь папируса?
Угадал! И сказать непременно, что изготовлен из поросли затхлых болот?
Нежен и порист!
Мягче лозы и крепче травы. Дерево-губка с твёрдой кожурой и податливой сердцевиной, стройное и упругое? Великолепный плод! Но вырастает из отвратительных топей!
О, бумага! Чья белоснежная поверхность - поле поэтического красноречия и пророческой мудрости! И лукавств?! Но безобидных! И лжи? Во спасение. Но к ней приходишь, идя по дороге правды.
И сворачивая на обочину, чтобы отдохнуть в царстве самообмана?
В утешение, что непременно придёшь к истине.
Горизонт, который близок и недосягаем?
...Сохранила бумага эластичность и собрана для удобства в свиток
Сокрытый знак
(6) Вклейка в свиток, почерк этот уже был, насх среднего размера. На сей раз писчик избегает замысловато вычерченных букв, отчётливо прочитывается: "Кто перепишет текст и запомнит, чтобы пересказать другим, обретёт благо и удержится от всего губительного".
Их было двое, старцев-предсказателей, которые, взглянув на Мухаммеда, постигли то, чего не дано узреть простым смертным, - будущего пророка. С одним из прорицателей встретился Абу-Талиб, направляясь с племянником торговым караваном в Сирию; в южном городе Босре был привал, и старец неожиданно отсоветовал им продолжать поездку - почти у конечной цели, преодолев такое расстояние! - и приказал, чтобы немедля возвращались в Мекку, ибо опасается за жизнь Мухаммеда. Не послушался его Абу-Талиб! С другим судьба свела в Тайме, на границе с пустыней Нафуд, когда Абу-Талиб, как всегда почти ни с чем, домой из Сирии возвращался. "Случилось то, что случилось, - многозначительно промолвил старец, - однако неудачей в торговле вы от беды откупились!" Память современников, себе не в тягость и упрощая сложное, дала провидцам одно имя - Бахира, хоть были они: первый - христианин-монах, или отшельник, а второй - иудей, что и запечатлели два свитка - Сокрытый знак, о чём уже было, а также Царапина на груди, о чём ещё будет, не ведающие друг о друге каллиграфы арабского письма. И ни один из летописцев-арабов не задумался, что бахира - это верблюдица, объявленная священной за принесение приплода в течение пяти лет подряд, её, надрезав ухо, отпускали вольно пастись. Впрочем, Мухаммед, услыхав это имя... - но не станем упреждать события! *
______________
* Но бахира по-сирийски - надёжный, верный!
И далее. А в одной большой рукописи, чьё название не сохранило время, безымянный сочинитель, представившийся как благочестивый правдолюбец, вовсе не счёл нужным назвать имя предсказателя: "Некий монах, - сказано в рукописи, - черпавший вдохновение в готовых легендах Аравийской пустыни, происхождение коих подозрительно. И он возвестил курайшам, что будто бы среди них находится пророк".
(7) На полях, по всей видимости, продолжение, тем же хорошо различимым насхом среднего размера: "И не пытался безымянный сей сочинитель осмыслить при этом загадочную подсказку Корана: "Разве Мы не раскрыли тебе грудь?""
Собственно свиток - бумага, выделанная из сирийского благовонного тростника, что растет у озера Шам, тот же почерк куфи, местами стертый. Судя по темно-желтому цвету и неравноудалённости букв, что является отличительной особенностью раннекуфического письма (это могло проистекать и от особенностей стиля писчика), свиток более древний, нежели светло-желтая вклейка. Начинается с описания:
На окраине южносирийского города Босра, откуда птица, купаясь в лучах солнца, может увидеть холмы вечного Эль-Кудса, отыскалась келья, в которой жил отшельник монах, всеми позабытый. И удивились земляки, когда узнали, что жив он, Бахира, который сведущ в науках не только христиан, но и тех, кто был прежде, - иудеев. Даже в ночных видениях проникает в начало начал, в дали времен, когда восходил питаемый мудростью Солнца Зардушт, точно идёт по канату над пропастью, а надо от одного берега к другому пройти, нельзя ни остановиться, ни вернуться, ни вдаль глянуть, ни назад взор обратить. В такие пропасти минувшего проваливается, откуда не выкарабкаешься, дабы узнать, чем стало и куда пришло то, что некогда мощно процветало. И - застрянешь.