Отец так горячо и многословно убеждал в непричастности матери к потере работы, что Олег лишь хмуро кивнул в ответ. Может, он и небольшого ума, но тут и ребятенку понятно: Антонина Князева не простит измену никому, даже собственному сыну. Отец, как всегда, помявшись, и шёпотом, словно жена могла услышать, сказал, что поспрашивал знакомых. Если сын не возражает, можно водителем рейсового автобуса пойти. Сам Гена Князев возил отдыхающих со станции к дому отдыха «Озерки». А Олегу в случае согласия придётся кружить между станцией и посёлком. Сын вновь промолчал, только кивнул согласно. Как ни крути, а на работу идти надо, не на тёщину же копеечную зарплату сидеть. Да и завидной работой в небольшом посёлке считалось пристроиться в немногочисленные санатории, а все хорошие места давно заняты. И в отличие от отцовской должности, зарплата будет меньше, машина хуже и престижу никакого. Старый видавший виды автобус с облезлыми вытертыми сидениями и облупившейся краской, пропитанный накрепко потом и бензином. Конечно, не о таком месте мечтал Олег после армии. Он уже словно чувствовал себя за баранкой светло-серой волги с бежевыми сидениями и чистеньким ковриком у пассажирского места.
По первости Олег в таком напряжении вёл машину, что к концу дня чувствовал себя совершенно разбитым и, вяло прожевав очередную безвкусную мешанину, наспех состряпанную женой или тёщей, падал в постель и тотчас засыпал. На что Лида обиженно надувала губы и попрекала мужа невниманием. Вскоре Олег стал работать спокойнее, быстро научился бойко переругиваться с пассажирами, что возмущались долгим ожиданием и нехваткой мест. Автобусов в парке всего три, один вечно в ремонте. Не нравится, идите пешком или разъезжайте на такси, как в Москве. Скажите спасибо, что он каждое утро сам машину проверяет и везёт аккуратно, а не как сменщик Худяков, что на каждой выбоине подпрыгивает и к концу маршрута можно наставить синяков и раздавить малину, которую целыми корзинами посёлковые волокли к станции. На работе Олега хвалили за аккуратность, исполнительность. Через полгода даже вымпел вручили. Он висел на боковом стекле, пока не выгорел, и буквы стало не разобрать. За резинку рамы лобового стекла Олег по примеру остальных водителей вставлял десятикопеечные монеты и сбоку прикрепил маленькую фотографию Людмилы Гурченко в красивом платье, намеренно потеснив иностранную грудастую девицу, приклеенную Худяковым. Эта девица, беззастенчиво выставляющая бюст, почему-то напоминала Лиду.
Теперь, когда талия у жены окончательно исчезла и торчащий живот с натянутой кожей и просвечивающими тонкими дорожками сосудов словно нарочно лез в глаза, Олег стал испытывать к ней какую-то странную брезгливую жалость. Она совершенно перестала волновать как женщина, будто просто родственница, что мучается от тяжёлой хвори и надо бы посочувствовать.