— Отлично. Я отдам в твое распоряжение спецгруппу: захвати мне его живым! И позвони мне. Я хочу лично допросить его в моей лаборатории. Она восстановлена?
— Так точно, ваше высочество!
— Ступайте, генерал.
Родригес, шатаясь, вышел.
Джадд посмотрел ему вслед, презрительно сплюнул и вызвал начальника личной контрразведки:
— Ты все слышал, Джозеф?
— Йес, экселенц.
— Начинаем операцию «Кот и мышь». Объект находится на моей базе на Каллисто. Этот глупец захватит Пашу, а ты проконтролируй и обеспечь полное молчание.
— Будет сделано, экселенц.
Джадд выключил виом связи, допил текилу и закрыл глаза, переживая приятные минуты эйфорического блаженства…
Через час позвонил Родригес:
— Все в порядке, ваше высочество, можете приходить.
Джадд, обсуждавший с референтом рекламу «умных» женских прокладок в небе Европы, движением бровей отправил референта за дверь, дождался, пока дверь закроется.
— Где он?
Фигуру Родригеса в виоме сменило изображение лаборатории в подземном бункере базы Джадда. Павел Куличенко лежал на специальном столе, пристегнутый к нему браслетами. Глаза его были закрыты.
— Он жив?
— Парализован.
— Сейчас буду.
Джадд вызвал начальника контрразведки:
— Джозеф, ничего подозрительного не заметил?
— Все под контролем, герцог.
— Спусти к базе обойму подстраховки, я хочу быть стопроцентно уверенным в своей безопасности.
— Вас прикроет корвет «Странник» и группа «Ва-банк».
Джадд вызвал охрану и в сопровождении двух витсов и одного живого телохранителя направился к метро Дома Европравительства. На своей базе, замаскированной тритиевым рудником, он появился спустя двадцать минут после звонка Родригеса.
Его встретили два спецназовца из группы «Ва-банк», проводили в лабораторию, охраняемую еще двумя бойцами из отряда, который Джадд выделил бывшему телохранителю Куличенко.
Родригес и командир отряда кобра Эджворт ждали босса в помещении лаборатории, где находился и начальник Евробезопасности, уже начавший подавать признаки жизни. Джадд остановился у стола, на котором лежал спеленутый по рукам и ногам его недавний гарант безопасности, изобразил отеческую озабоченность:
— Надеюсь, они тебя не сильно покалечили, полковник? Руки-ноги не затекли? Говорить можешь?
Глаза Куличенко, пустые и безразличные до этого момента, наполнились пониманием происходящего, в них загорелся зловещий огонек.
Джадд не дождался ответа, наклонился ближе.
— Ну так что, великий стратег, поговорим? Расскажи-ка мне, что ты собирался сделать, поделись планами.
— Вы не поняли… — послышался свистящий шепот.
— Все я прекрасно понял, — улыбнулся глава Евро-региона. — Игнасио сообщил мне о твоих замыслах. Они почти гениальны. Но — почти! Ты не учел главного — кто из нас главный!
— Игнасио дурак…
— Не скажи, этот парень далеко пойдет, если не остановят. Во всяком случае, тебя он заменит легко. Итак, полковник, начинай.
— Вы не поняли… — Глаза Куличенко заполнились тьмой. — Вы не поняли, герцог, с кем вы связались! Я не хотел вас убивать, но теперь…
— Ах, какой пассаж! — саркастически взмахнул руками Джадд. — Мы сейчас обделаемся от страха! Неужели ты всерьез считаешь… — он не договорил.
В бункере лаборатории внезапно резко похолодало. Из потолка свесилось вниз кисейно-прозрачное осьминожье щупальце. Стены помещения свела странная судорога, они проросли снежной шерстью и прозрачно-ледяными птичьимим перьями.
Джадд отшатнулся, бледнея и озираясь.
— Что это?!
Щупальце тем временем коснулось головы Куличенко и буквально всосалось в нее. Одним рывком Павел разломал браслеты на руках, затем на ногах, сел на столе, покрываясь слоем голубоватого свечения. Голос его стал гортанным и гулким. Это был скорее голос Оскара Файнберга, чем Паши Куличенко.
— А вот и я, мальчики. Соскучились? Давайте поиграем. Вы будете убегать, а я вас догонять и кусать. Идет?
— Убейте его! — прошипел Джадд.
Телохранители Пурвиса, Эджворт и Родригес, без колебаний открыли огонь из «универсалов»… и застыли на месте с выпученными глазами, словно пораженные молнией. Впрочем, они и в самом деле были поражены разрядом какого-то неизвестного вида энергии, так как спустя мгновение стали рассыпаться рыхлыми хлопьями, оседать, разваливаться, пока не превратились в холмики ржавого пепла. Игнасио какое-то время сопротивлялся разряду, меняя цвет кожи от телесного до малинового, но и его воли и энергозапаса не хватило, чтобы отбить выпад Демона-Оскара, вызванного Павлом.
Куличенко проследил за превращением бывшего телохранителя в комья пепла — разряды «универсалов» на него не подействовали, поглощенные телом Павла без остатка, — и повернулся к замершему Джадду.
— Теперь ваша очередь, герцог. Вы мне больше не нужны.
— Н-но… я же н-не… — прохрипел глава Европы. — Т-ты… н-не посмеешь…
— Посмею, — жутко, совсем не по-людски, улыбнулся Куличенко. — А затем примусь за эту клоаку, называемую человечеством. Уверяю вас, герцог, живые позавидуют мертвым, когда я выйду на сцену истории.
— Т-ты мерзавец!..
— А вы дурак, экселенц!