Наконец момент настал. Черный человек вышел из-за спины мученика с какими-то причудливыми щипцами. Они были длинные, почти в человеческую руку длинной. А на конце были странные приспособления. Две очень тонки пластины, вытянутые с полумесяцами на концах. Когда щипцы сжимались, то между полумесяцами оставалось крошечное отверстие. Мучитель взял щипцами один из пальцев. Оказалось, что щипцы были раскалены, чтобы их было легче сжать до кости, сквозь кожу и мышцы. Алекс вскрикнул от неожиданности. В пальце от раскаленных щипцов, чувствовалась скорее ни боль, а ужасный дискомфорт. Кость сдавило полумесяцами. Мучитель закрепил щипцы на краю рукоятки тяжелого кресла. И начал вращать какой-то маленький винт сбоку. Оказалось что эти полумесяцы подвижны. Человек в балахоне вращал винт, по-обыкновению, неторопясь. Вначале палец вытянулся. При следующем повороте узник ощутил боль в кисти. Дальше муки усилились, а вращение продолжалось. Наконец кости рассоединились палец остался, скреплен исключительно визуально. Повисли на коже. Не очень приятное зрелище, особенно когда это твой палец. В итоге все процедуры с участием щипцов с полумесяцами на концах палец был ампутирован.
Человек в балахоне отошел за спину Алекса, и достал оттуда, заранее приготовленны, чугунный прут раскаленный докрасна. Этим прутом он прижег место, где, когда то был палец. Алекс снова вскрикнул. Тягучая боль ни заставляла его кричать, ему даже было интересно, насколько будет невыносимой боль в этот рас. Мучитель убрал прут и ни хитрыми движениями отсоединил щипцы. Поколдовав еще некоторое время за Алексом, он приступил к следующему пальцу.
А Человека всего 20 пальцев. Примерно на седьмом пальце (седьмым оказался большой палец правой руки), Алекс окончательно потерял сознание.
----------------
Александр давно не мог спать. Мэр боялся уснуть. Боль опьяняла его воспаленный мозг. Глаза вылезали из орбит. Он давно мучил себя бодрствованием. Его сводила сума капающая вода. Долгая бессонница размыла для него понятие реальности. Его личность, как будто провалилось. Все стало для него приемлемым. Всё чего он хотел, это чтобы мучения кончились. Он боялся уснуть, боялся, что это не сон, боялся, что все это реально. Находясь в полубредовом состоянии от постоянного страха бессонницы и нечеловеческой боли, его логика упала до самых прямолинейных выводов. У него уже не было ног, боли в сердце, от недосыпания, усиливали его параною и самоистязание. Саша боялся новых пыток. Он не хотел больше мучиться. Пытки наступали после сна, он это помнил. Если ни спать, то и пыток не будет. Мэр больше не спал. Он лежал, и смотрел единственным оставшимся глазом вникуда, при этом все время повторяя: “Нельзя спать... Нельзя спать... Нельзя спать... Нельзя спать... Нельзя спать...”. Говорят, заклинания действуют на тех, кто в них верит. Когда подействовало снотворное, он еще долго, уже будучи в отключке повторял эту фразу, как заговоренный.
В череде событий всегда можно выделить то или иное на фоне общих отличий. Когда череды событий нет, а время похоже на сильно растянутую жевательную резинку - событий нет. А те, которые есть довольно трудно выделить. Мэр уже давно ни понимал, что такое сон. Он работал на вкл/выкл. В этот рас он включился от сильной ноющей боли в груди. Он просыпался резко, как будто по команде подъем в армейской части. Он, по сути, ни просыпался, а срывался. Срывался от резкого притока адреналина. Видит бох, он каждый рас надеялся, что все то, что с ним произошло, был только сон. Проснувшись, он закричал. Громко во весь голос. Это скорее был не страх, который его ни покидал, а только приобретал новые грани и горизонты, и не неожиданность, так как все-таки у него не было ног, и в вечной подвальной полутьме он давно отвык от света. Его крик означал шок.
Александр - мэр города N весел на железной цепи. Он был подвешен на крюке, который был, воткнут в его грудь, и подцеплял три нижних ребра с правой стороны. Боль была ужасная. Ужас от происходящего вылился в шок. Это помогло ни чувствовать боли. Шок дает приток сил. Впервые минуты шока мэр ужасно кричал, хотя боль была достаточно приглушенная. Примерно через полчаса болтаясь в подвешенном состоянии за собственные ребра, он начал понемногу привыкать. Вокруг мученика ничего не происходила кроме собственных душераздирающих криков. Понемногу сорвав голос, он обратил внимание, что вокруг все кроме него спокойно.
Ему почему-то захотелось плакать от ужасного вида собственной плоти и холодного крюка в своей груди. Холодный крюк, на цепи, созданный для бездумного переноса грузов, протыкает нежную, теплую человеческую плоть. В этом есть что-то от искусства. Только врятле об этом напишет поэт или это нарисует вдохновленный художник.