— Мое руководство в Москве, — начал разговор Горохов, не прекращая пускать клубы дыма из незнакомой на вид сигареты (похожа на заграничное курево), — с МВД СССР издало совместный приказ о создании специальной следственной оперативной группы в Новоульяновске для работы над делами душителя. До этого мы были прикомандированы для оказания практической помощи, так сказать. Теперь дело обрело новый поворот. Прокуратура признала наличие в Новоульяновске серийного убийцы, в связи с чем следственная группа будет работать здесь на постоянной основе под моим непосредственным руководством. Все формальности уже утрясены, и соответствующий приказ спущен в областное и городское управления милиции. Мне поручено набрать в состав группы наиболее опытных и перспективных сотрудников. После получения их согласия, сотрудники поступят в мое распоряжение до особого указания. Я хочу, чтобы ты работал с нами.
— Не буду кривить душой, Никита Егорович, мне бы этого хотелось, но ведь я по должности простой слесарь, прикомандированный к кримотделу.
— Ты думаешь, что я не учел этот вопрос? Официально будешь прикреплен к моей группе в качестве техника-фотографа. Но сам понимаешь, пока мы не нашли преступника, фотографировать нечего. Будешь тянуть лямку наравне со всеми по мере своих возможностей и в соответствии с профессиональной квалификацией. Выдадим тебе временное удостоверение помощника следователя Генеральной прокуратуры.
— А разве такая должность бывает?
— Будет, — улыбнулся Горохов. — Ну так что? Согласен?
— Конечно, — не задумываясь, ответил я, а про себя подумал: “Ни хрена-се… Был слесарем, а стану представителем Гепрокуратуры. Карьера прет…”
Потом поразмыслив, добавил:
— А можно просьбу, Никита Егорович?
— Ну.
— Включите в свою группу еще одного человека. Инспектора уголовного розыска Погодина. Это он со мной мальчика искал и Степанова задерживал.
Неплохо мы с Погодиным сработались, почему бы не стать напарниками, так сказать, более официально?
— Знаю, — кивнул следователь. — Я не против, посмотрю его личное дело…
Меня и Погодина включили в следственно-оперативную группу. Теперь все служебные поручения я получал от своего нового начальника. Кабинетов на всех не хватало, и было решено, что дислоцироваться я буду по-прежнему в кримотделе.
Витя сфотал меня на новое удостоверение. Рожа получилась грозная. Короткая стрижка (привычка коротко стричься осталась у меня еще с прошлой жизни, не любил я модные сейчас, в семидесятые, патлы), угловатый подбородок, пронзительные глаза. Все это делало меня визуально лет на пять старше моего календарного возраста — настоящий прокурорский. Я отдал фотки Горохову, тот сказал, что удостоверение пришлют недели через две.
А пока я участвовал в новой разработке москвича. Горохов предложил ловить душителя на живца. В парках, на Набережной и в других малолюдных местах, заросших деревьями, ходили одинокие девушки — сотрудницы милиции, переодетые в гражданских. За ними хвостиком тянулись опера, наряженные в простых быдловатых работяг. Для пущей конспирации они брали в парк с собой даже бидон пива. Сидели на лавках, плевали под ноги и мусорили шелухой воблы.
Но такие ухищрения не приносили плодов. К девушкам никто не приставал, иногда подходили знакомиться подвыпившие мачо в вытянутых на коленях трико и стоптанных туфлях, что сидели стайками на лавочках и глушили пиво. Девчонки таким давали от ворот поворот, и те безобидно испарялись.
В один из таких вечеров я тоже попал “в группу прикрытия”. Я должен был работать в паре с опером в том самом парке, где убили Зину. На инструктаже напросился с Погодиным. Тот тоже был рад напарнику. Прикрывать мы должны были Соньку из нашей УВД-шной столовки. Девушек в милиции работало в те времена очень мало: в штабе, в кадрах и немного в следствии. Вот и приходилось привлекать вольнонаемных.
Сонька вертихвостка та еще была. Рыжая и ослепительная, как солнце после восхода в погожий день. Талия, как у осы, а грудь и попа, как у Дженифер Лопес. Мужики липли к ней, как пчелы на нектар. Та этим и пользовалась. Бывало улыбнется кому в ответ, а тот уже себе и надумает лишнего, и с женой разводится мысленно, и считает, сколько алиментов будет платить. А Сонька сходит с ним пару раз в ресторан, презентик примет в виде браслетика или часиков — и до свиданья, “Вася”. Потому как следующий ухажер на горизонте уже нарисовался. Более интересный в плане зарплаты и звания.
И вот теперь эта самая Сонька (сама, кстати вызвалась добровольцем), виляла тугими бедрами, утянутыми в бежевую кримпленовую мини-юбку, цокала каблучками по безлюдной аллейке ночного парка. Погодин завороженно смотрел ей вслед, не отрывая взгляда от магического переката ягодиц. Действовали они на него, как дудка факира на кобру.
— Куда разогнался? — одернул я его за рукав. — Всех маньяков распугаешь… Осади чуток, отстать надо от объекта.
— Ага, — тряхнул головой Погодин, будто сбрасывая наваждение. — Засмотрелся. Красота-то какая.