А теперь чуточку музыки. Какой-нибудь танец, только не очень быстрый.
Флейтисты играют неторопливый танец.
Марцелл. Приготовиться! Зрелище будет не из приятных.
Из храма, рука об руку, выходят две фигуры — мужчина и женщина. Осанка у них благородная, сложение безупречное, одежда роскошная. Заметив, что все взоры устремлены на них, они с улыбкой удовлетворенного тщеславия останавливаются на ступенях. Женщина стоит слева от мужчины.
Пигмалион(потирая руки и сияя от гордости за свое творение). Пожалуйте сюда.
Фигуры снисходительно приближаются и располагаются в центре, между скамьями.
Не соблаговолите ли изобразить нам что-нибудь? Вы же так прелестно танцуете. (Садится рядом с Марцеллом и шепчет ему.) На лесть они реагируют особенно активно.
Фигуры, милостиво вняв просьбе, танцуют с некоторой важностью, но вполне прилично и, закончив танец, кланяются друг другу.
Все(аплодируя). Браво! Благодарим! Замечательно! Превосходно! Неподражаемо!
Новорожденная. А любить они могут?
Пигмалион. Да. Они реагируют на любой раздражитель. В них заложены все рефлексы. Обнимешь мужчину за шею, он обнимет тебя за талию. Это у него получается непроизвольно.
Женская фигура(хмурясь). Вы хотели сказать — обнимет меня.
Пигмалион. Вас, разумеется, тоже, если раздражение исходит от вас.
Экрасия. А на самостоятельные поступки они способны?
Пигмалион. Нет. Но я, знаешь ли, не уверен, что мы сами способны на них, хотя Марцелл утверждает противное.
Акис. Может он отвечать на вопросы?
Пигмалион. О да. Вопрос — это уже раздражитель. Спроси его о чем-нибудь.
Акис(фигуре мужчины). Что вы думаете о том, что видите вокруг? Скажем, о нас, наших обычаях и поведении?
Мужская фигура. Я еще не читал сегодняшней газеты.
Женская фигура. Откуда моему супругу знать, что о вас думать, если вы не принесли ему газету к завтраку?
Марцелл. Видите? Он просто автомат.
Новорожденная. Я, пожалуй, не дала бы ему обнять меня. Они мне не нравятся.
Лицо мужской фигуры изображает обиду, лицо женской — ревность.
А я-то думала, они не понимают. Выходит, они умеют чувствовать?
Пигмалион. Разумеется. Повторяю: в них заложены все рефлексы.
Новорожденная. Чувство — не рефлекс.
Пигмалион. Но это ощущение. Когда свет попадает к ним в глаз и на сетчатке получается изображение, мозг воспринимает его, и они поступают соответствующим образом. Когда звуковые колебания, вызванные твоими словами, проникают к ним в ухо и обидное замечание воздействует на кортиев орган, мозг воспринимает обиду, и они поступают соответствующим образом. Не задень ты их, они бы не рассердились. Они просто реагируют на раздражение.
Мужская фигура. Мы — часть мировой системы. Свобода воли — фикция. Мы — детища причины и следствия. Мы — неизменность, непреложность, незыблемость, неизбежность.
Я — Озимандия, я — мощный царь царей!Взгляните на мои великие деянья…{230}Все выказывают явные признаки любопытства.
Акис. Что за чертовщину он мелет?
Мужская фигура. Умолкни, низкое порождение природы! (Берет женскую фигуру за руку.) Вот Клеопатра-Семирамида, супруга царя царей и, следовательно, царица цариц. Вы — жалкие твари, выращенные в яйце безмозглым солнцем и слепым огнем. Царь же царей и царица цариц — это не случайные производные от яйца: они задуманы и сотворены, дабы воспринять священную Жизненную силу. Царь и царица — два разные существа, но Жизненная их сила едина, слава равна, величие одинаково вечно. Каков царь, такова и царица. Царь задуман и сотворен, царица — тоже. Деяния царя обусловлены причинностью и потому предопределены от начала до скончания времен, деяния царицы — тоже. Царь логичен, предопределен, непререкаем; царица логична, предопределена, непререкаема. И все-таки они не два логичных, предопределенных, непререкаемых существа, а одно — логичное, предопределенное, непререкаемое. Посему не смешивайте два существа, но и не делите единую субстанцию, а поклоняйтесь нам обоим, восседающим на общем троне, двоим в одном и одному в двоих — поклоняйтесь, да не постигнет вас вечное проклятие.