Навстречу звездам

Закованные в колодки, мы тряслись в набитом до отказа грузовике — по знойной пустыне, ужасно страдая от жажды. В караване было пять машин. В трех везли различные грузы, а в двух — пятьдесят восемь детей-невольников. Самому старшему из нового «пополнения» было семнадцать, самому младшему восемь. Нас везли на каторгу, а фактически — на убой. Больше полугода не выдерживал никто. Дети были совершенно беззащитны и более дешевы по сравнению со взрослыми мужчинами… Когда караван достиг моря, нас переправили на безжизненный островок в семи километрах от берега и в тридцати километрах к северо-западу от Джидды. Отныне мы должны были по семнадцать часов в сутки заниматься тяжелейшим трудом, без выходных, в цепях и колодках, под палящим солнцем и ударами плетью. Это была работа на износ — умерших детей заменяли вновь купленными. За все время, которое я там провел, умерли от каторжного труда и под плетью тридцать девять детей… И все это для того, чтобы богачи могли жить в роскошных дворцах, с фонтанами и бассейнами…

Я сразу понял, что терять мне нечего. Я решил: если и не удастся сбежать, то по крайней мере пусть они получат от меня как можно меньше. Надсмотрщики сразу невзлюбили меня. Меня постоянно секли плетью, привязывали к столбу на солнцепеке на целый день без глотка воды, и солнце дико жгло мои раны на спине…

Однажды я, не выдержав издевательств, взял камень и замахнулся на надсмотрщика. Но не успел опустить булыжник ему на голову — получил страшный удар палкой по руке. Что поделать — он был взрослый, сытый, полный сил… О «бунте» доложили хозяину, и он приказал в назидание другим публично выжечь раскаленным железом у меня на спине клеймо диаметром в пять сантиметров.

Чтобы я не «заражал» других, меня изолировали и запирали на ночь в отдельно стоящем сарае. Это меня и спасло: в одном из углов среди всякого хлама и металлолома я нашел старое лезвие пилы. Вернее, обломок. И еще одно обстоятельство спасло меня: та гниль, которой нас кормили, хорошо клеилась и имела практически тот же цвет, что и цепи.

Восемнадцать ночей ушло на перепиливание цепей. Наконец, на девятнадцатую ночь я сделал последние надрезы пилой, и оковы пали. Но это было только начало. Мне уже было все равно, что со мной будет. Я готов был умереть в морской пучине или в пасти акулы, но только не в рабстве. Никем не замеченный, я быстро вынул плохо скрепленные друг с другом камни, из которых был сложен сарай, вышел на свежий воздух, тихо дополз до моря, бросился в волны и поплыл прочь от острова.

Я не рассчитал своих сил: проработав семнадцать часов, я еще три часа затратил на избавление от цепей. А в море я провел еще два часа… Совершенно обессиленный, я почувствовал, что больше плыть не могу. Перевернувшись на спину, я немного отдохнул… Через два часа мучители меня хватятся…

Взошло солнце, и я поплыл дальше. Я точно знал, что умру, но не вернусь на каторгу… И тут, когда сознание уже начало мутиться, я увидел судно под красным флагом. Собрав последние силы, я поплыл ему наперерез, стал отчаянно кричать… Меня услышали, и через десять минут я уже был на советском торговом корабле «Восход».

«Восход» шел из иранского порта Бушир в Новороссийск через Красное море и Суэцкий канал. К счастью для меня, случилась небольшая поломка, и кораблю пришлось зайти в Джидду, тем самым отклонившись от основного пути. Капитан и его заместитель по политчасти отлично знали арабский язык. Вся команда была просто в шоке, когда я объяснил происхождение рубцов и клейма на спине… Капитан на всякий случай связался с Москвой и доложил об обстоятельствах случившегося и координатах судна. Он дал слово коммуниста, что команда будет защищать меня от рабовладельцев до последнего. На полном ходу мы пошли прочь из территориальных вод Саудовской Аравии.

Уже в нейтральных водах нас догнал быстроходный катер с вооруженными людьми — охранниками каменоломни. Они нагло потребовали доступа на советский корабль. Однако капитан твердо сказал, что мы будем драться до конца, а в случае нашей гибели террористы и их хозяева очень ненадолго переживут нас — обо всем уже известно Москве, сеанс связи продолжается и в эту минуту.

Кровопийцы отлично знали, что это не пустые угрозы: еще был жив Сталин, еще работал на своем посту Павел Судоплатов… Это потом, в 1954 году, когда он будет посажен, тайваньские фашисты на пару с американцами захватят наше судно «Туапсе», бросят команду в тюрьму, а хрущевское правительство будет только громко мычать, как недоенная корова. Кстати сказать, ущерб от этого будет громадным — ценнейшие результаты психологических экспериментов по подавлению личности среднестатистического советского человека, проведенных в рамках этой «операции», будут затем эффективно использованы в штабах стратегов «холодной войны»… А в 1955 году на рейде Севастополя итальянцы взорвут наш военный корабль «Новороссийск», и тоже никакой реакции не последует…

Но был 1951 год, и поэтому преследователи убрались ни с чем…

26 августа мы были уже в Новороссийске.