Навстречу звездам

Я не заставил его повторять дважды. Страшный взрыв потряс воздух и многократным эхом отозвался в горах. Джип и стоявшие рядом с ним машины превратились в металлолом, а находившиеся поблизости от места взрыва бандиты — в рваные куски мяса. Взрывная волна, несмотря на удаленность, достигла и стоявших возле вертолета — Грефы и Гнилов-младший погибли на месте. Страшно будет переживать Герман Греф, особенно по случаю смерти молодого Генриха… Гнилову-старшему повезло куда больше: отойдя перед предстоящей дорогой «по нужде», он отделался только оторванной ногой.

Уцелевшие «братки» начали неистово палить из автоматов вокруг себя. Но у них не было никаких шансов достать нас: мы, прикрытые густым горным лесом — «зеленкой», были на расстоянии полукилометра от них. По крайней мере, нам так казалось…

— Надо быстро уходить, — сказал Виктор Иванович. — Нас уже вовсю ищут. За убийство масона у них полагается ритуальная казнь: человеку постепенно просверливают отверстия в черепе и вставляют в мозг иглы, пока он не умрет…

И тут случилось практически невозможное: одна из автоматных пуль достигла своей цели, и Светловидов получил смертельное ранение в сердце. Однако он не умер сразу. Я хотел понести его на себе, но Виктор Иванович остановил меня:

— Я умру через несколько минут. А ты постарайся выжить. Такие, как ты, будут очень нужны Родине после Победы. Я уверен: ты своим трудом прославишь ее. У тебя великое будущее, как и у Советской страны. Народное восстание неизбежно, ты сам видел это… Ты мне за этот месяц стал как родной сын… Иди. Ты знаешь, к кому обратиться в Сухуми. Прощай, Максим, прощай… Счастливо тебе!..

Некоторое время я, не пытаясь сдержать слез, стоял над телом учителя и боевого товарища. Он умер как настоящий солдат державы — в бою за советский народ… Наконец, я взял походный мешок, проверил пистолеты и отправился в путь. Я решил не сдаваться живым…

Светловидов предусмотрел все: в рюкзаке были подробные военные карты этой части Кавказа, навигационный спутниковый прибор «ГПС», химикаты против идущих по следу собак, обеззараживающие воду таблетки. Уже через два дня я благополучно пересек границу Карачаево-Черкесии — пригодилось увлечение походным туризмом. Но до границы с Абхазией оставалось еще пятьдесят километров труднейшей горной дороги…

Передвигался я медленно, шел только в сумерки — днем была опасность нарваться на поисковые группы, а ночью свалиться в пропасть. «Зеленка» надежно скрывала меня: надо мной много раз пролетали вертолеты, где-то вдалеке слышался лай собак, но «особо опасного террориста» миновала встреча с преследователями. Мой радиосканер работал надежно, и я всегда знал, кто из них где находится и куда намеревается идти. Продуктов, к счастью, хватало…

Наконец, через одиннадцать дней похода индикатор прибора показал цифры, свидетельствующие о том, что я нахожусь вне России. Пройдя еще несколько километров, я оказался в абхазском ауле. В тот же день я сел на попутную грузовую машину.

На подъезде к Пицунде наш грузовик остановили на блокпосту для проверки, и меня задержали — российские спецслужбы объявили меня в международный розыск. Под конвоем я был доставлен в Сухуми. На допросе к моему рассказу отнеслись недоверчиво — ведь я был объявлен террористом, да еще к тому же сбежавшим из заключения. Я опасался, что меня выдадут раньше, чем все подробности о событиях 10–11 июля дойдут до здешних спецслужб.

Я попросил встречи с одним из многочисленных друзей Светловидова, занимавшим видный пост в КГБ Абхазии. После того, как я сказал ему условные слова, опасность моей выдачи миновала. Абхазы, уже успевшие уведомить Россию о моей поимке, «с сожалением» сообщили, что я при конвоировании сбежал. Но оставаться там все равно было опасно, и меня переправили в Ирак…

Три года я проработал по специальности в арабских странах — сначала в Ираке, а потом в Сирии и Ливии; жадно ловил каждое сообщение из России. С величайшей радостью я встретил новость о том, что однажды десятки миллионов людей во всех городах и поселках поднялись на всеобщую бессрочную политическую стачку, что народная армия поддержала восставших… В середине апреля 2005 года я уже был в Москве.

Я не узнал родного города. Бесследно исчезли барахолки, «макдональдсы», коммерческие ларьки, уличная реклама и прочие атрибуты «свободного рынка». Богачи уже на разъезжали на своих иномарках по столичным улицам. Плата за проезд в общественном транспорте была навсегда отменена. От трехметрового забора и турникетов на платформе не осталось и следа, а выродки в казачьей форме, избивавшие детей и стариков, болтались на опорах контактной линии рядом с бывшим начальником железнодорожного узла — восставший народ по достоинству оценил их излишнее служебное рвение. Мелочь в масштабах всей страны, но столько неудобств приходилось терпеть ежедневно десяткам тысячам людей…