Мост, танки, машины мчались навстречу. Зенитные трассы скрещивались над мостом, пробить их не было возможности. И Василий крикнул:
Бомбы!
Из густого облака огня и дыма взлетели вверх железные балки, обломки машин. Словно перерезанный надвое, мост рухнул, вздыбился огромный танк и, ломая стальные перегородки, медленно сполз в воду. Серо-зеленые шинели рванулись назад, машины помчались за невысокий холм, в укрытие…
Выведя самолет из пикирования, Нечмирев встряхнул головой, сбивая с лица капли пота, и глухим, каким-то чужим голосом сказал:
Будем уходить на бреющем. Штурман, курс! Стрелок, как воздух?
Стрелок не ответил. Он видел, как наперерез двум «мессерам» пикировала сверху тройка «яков», преграждая им путь к бомбардировщику. Слева, на высоте полутора-двух тысяч метров, шел бой между двумя парами немецких и наших истребителей. Трассы чертили воздух, тонкие белые полосы, словно струи горячего пара, петлями и зигзагами рисовали небо. Но не это привлекло внимание стрелка-радиста. Он увидел маленькие силуэты самолетов, приближающихся с запада. Силуэты росли, их было много, очень много. Вот четверка «мессеров» отвернула влево и полетела вперед, отсекая дорогу на восток. Вторая четверка охватывала бомбардировщик справа, а остальные восемь или десять шли прямо сюда.
Командир, — спокойно сказал стрелок, — нас перехватывают.
Сколько? — спросил Нечмирев.
Много, командир, — ответил стрелок. — Со всех сторон.
Курс — сто пять! — проговорил Яков.
Курса не будет! — ответил Нечмирев. — Уходим маневром.
Подходит первая пара крестов! — Стрелок припал к турели и послал очередь.
Маневр, командир!
Нечмирев успел резко свернуть влево, и истребитель с крестом на фюзеляже промчался мимо бомбардировщика. И опять стрелок близко увидел лицо немецкого летчика. Оно не было ни напряженным, ни злым: немец смеялся. Смеялся так, как смеется человек, увидев в расставленных им сетях пойманного зверька. Он долго охотился за ним, и вот наконец жертва схвачена. Беззащитная, еще не совсем понимающая, что она погибла, но уже безвредная…
Стрелок скрипнув зубами, коротко выругался:
Гад!
Поймав в прицел хвост второго «мессера», он с ожесточением нажал на гашетку. Немец не успел даже подобрать высоту: врезавшись в землю, самолет в тот же миг взорвался. Райтман крикнул:
Молодец, Димка!
А сверху уже пикировала вторая пара «мессеров».
Вдруг задымил правый мотор. Стрелок пополз к кабине штурмана, и Нечмирев увидел, как Яков сорвал с себя шлем и рывком открыл фонарь. Он что-то кричал, но Василий ничего не мог разобрать. Потом Яков привстал и рукой показал влево — в двух-трех километрах от самолета зеленела длинная ровная площадка и рядом — не то небольшой лес, не то роща. Нечмирев кивнул головой и повел машину туда. Из-под капота правого мотора вырвалось пламя, и сразу же остановился винт.
Кресты справа! — закричал стрелок.
Нечмирев ответил:
Вижу!
Он почувствовал, как от ливня пуль вздрогнула машина, хотел круто развернуть ее в сторону, но педали не поддавались. Тогда он резко выключил второй мотор и крикнул:
Сажусь!
…Машина горела. Пригибаясь к земле, падая, вскакивая и бросаясь в стороны, Нечмирев, Райтман и стрелок-радист Дима Уваров бежали к лесу. «Мессеры» носились над самой травой, вспахивая землю трассами пуль и снарядов. Их было восемь. Восемь смертей против троих измученных, усталых, выбившихся из сил людей.
Дима Уваров приподнялся. Хотел сделать рывок — и медленно, будто для отдыха, сел на траву. Все ниже и ниже опускалась на грудь голова, и только что блестевшие от возбуждения боя карие глаза быстро тускнели уже не видя ни зеленых деревьев, ни синего неба. Яков оглянулся и бросился к другу.
Дима! — закричал он. — Вставай, Дима!
Это была небольшая роща, южной стороной упершаяся в широкую трактовую дорогу, северней примыкавшая к какой-то деревушке, а восточной и западной граничившая с открытыми, заросшими травой полями. Райтман достал из планшета карту-километровку и разложил ее на коленях.
Вот, — показал он на мерную точку рядом с зеленым квадратиком, — Мелентьевка.
Нечмирев присвистнул:
Сто миллионов дьяволов! Километров пятьдесят от линии фронта! У нас девяносто пять шансов из ста последний раз сыграть в ящик…
Яков промолчал. Он внимательно просмотрел карту и, достав из кармана спички, поджег ее.
Твоя где? — спросил он.
Там! — Вася кивнул головой на поднимающийся к небу черный столб дыма. — Смотри вон на то дерево. Видишь?
Дупло…
Давай комсомольский билет. Спрячем.
Яша вытащил из кармана гимнастерки комсомольский билет, подержал его в руках и снова спрятал.
Нет, — ответил он. — Я — комсомолец.
А я кто?
Комсомольские билеты останутся с нами! — твердо ответил Райтман. — Лучше пересчитаем вот эти штучки. — Он взял пистолет, достал обойму и высыпал из нее патроны.
Восемь.
Скажи, Вася, разве это мало? Двенадцать патронов! Если не спеша, с чувством… Это двенадцать фрицев…
Шесть и восемь — четырнадцать, — подсчитал Нечмирев.
Шесть и восемь — двенадцать, Вася. Ты меня понял?