Навстречу судьбе (СИ)

Берт посторонился. Авиетка почти бесшумно взмыла в воздух, оставляя после себя крутящуюся в воздухе пыль и мелкий мусор. Эзра обязательно вернется, все будет хорошо… Но как убедить себя в этом, Берт не знал.

Часть 6

Комната казалась не просто пустой, а скорее даже нежилой. Разворошенная постель со сбитой простыней, одеяло, наполовину свисающее со спинки, разлитая вода и осколки стакана на полу… Берт потерянно смотрел вокруг и думал, что надо бы прибраться, но перед глазами почему-то все расплывалось. Он собрал осколки, вытер пол и сел на край кровати, закрыв лицо руками, примерно так он чувствовал себя после смерти деда.

Когда стало совсем темно, Берт лег, не раздеваясь, уткнулся носом в подушку, еще хранившую едва заметный аромат, присущий только Эзре, и забылся беспокойным сном. Ночь казалась бесконечной. Обнимая подушку, прижимая к себе одеяло, он все равно чувствовал, что один. Это одиночество давило, корежило и пускало корни, заполняя собой все. Берт ощущал его даже во сне, крутился в поисках тепла и просыпался со стоном, не находя. Утро он встретил у окна.

Попытки узнать, в какую больницу отвезли Эзру, провалились. Он исчез, как туман под лучами солнца. Берт пытал деканат, но домашнего адреса мистера Томпкинса у них не было, в личном деле не оказалось даже названия университета, из которого тот перевелся. Указанный номер телефона не отвечал. Минутная радость сменилась привычной меланхолией. Надежда на то, что Эзра вернется если не учиться, то хотя бы за вещами таяла с каждым прошедшим днем. Да и сколько их было, тех вещей? Смена белья, просроченная кредитка, коробочка с леденцами и несколько купюр в кармашке рюкзака…

Учеба не давалась совсем. Он пытался, честно пытался ходить на пары, готовиться к занятиям, но прочитанные параграфы не отпечатывались в памяти, их как будто сжирала та пустота, что ширилась и росла внутри. До экзаменов оставалось недели две, когда он понял: все.

В деканате смотрели с сочувствием, выписывая справку об академическом отпуске. Он всегда слишком хорошо учился, чтобы ему не пошли навстречу.

— Ждем вас в следующем году, господин Маннингейм.

Берт равнодушно кивнул — ждите.

Дома отец встретил молчанием, что было странно. Альфред фон Маннингейм не отличался сдержанностью характера. Берт тенью бродил по дому, натыкаясь на мебель и отвечая невпопад, если отец все-таки обращался к нему.

— Ты болен, сын?

Берт удивился вопросу. Болен? Нет, совсем нет. Болен — это когда что-то болит. Болезнь можно вылечить, а что делать с пустотой внутри?

— Ты влюбился? — отец сидел на краю постели и не собирался прекращать пытки.

— Влюбился? — бесцветно переспросил Берт. — Любовь — это все-таки чувство, как и страсть, да хоть бы и похоть, а я просто оболочка для космической пустоты. Во мне ничего нет.

Отец выругался себе под нос и попытался утешить:

— Любовь иногда бывает и такая, со временем боль утихнет…

— Я был бы рад даже боли, — тихо сказал Берт и подтянул колени к груди. — Понимаешь?

— Тебе нужно отвлечься!

Берт поморщился от громкого голоса и закрыл глаза, но, наверное, отец все же прав. Нужно как-то выкарабкиваться.

— Тут приглашение пришло, — за завтраком Альфред Маннингейм крутил в руках плотный конверт. — На бал. Съездишь, немного в себя придешь.

— Даже так? — Берт удивился. — А как же принципы?

— Какие к дьяволу принципы, — махнул рукой отец, — прадед твой несдержан был на язык, поругался с тогдашним герцогом.

— Надо же, — Берт доел тост и пригубил кофе, — а сейчас…

— Сейчас другой герцог, да и забылась та история. Съезди, расскажешь хоть от чего я в свое время отказался, семейная гордость взыграла. Решил, что в подачках не нуждаюсь.

— И я не поеду, — Берт вздохнул. — На смокинг денег нет. И на билет до герцогского замка тоже.

— Дедов наденешь, должен подойти. Эта не та одежда, которая подвержена моде. А на билет… Ты приглашение читал? Сказано, что пришлют экипаж.

— Экипаж? — Берт вытер губы салфеткой. — Семьсот миль — и экипаж?

— Не твоя это проблема. Твоя — выйти к воротам в означенное время.

Ехать никуда не хотелось, но расстраивать отца хотелось еще меньше. В кои-то веки их общение приобрело хоть какую-то теплоту и стало похоже на нормальные семейные отношения. Пусть и слабая, но это была альтернатива той пустоте, которая жила внутри.

В качестве экипажа прислали авиетку последней модели. Пилот помог усесться внутрь, закрыл дверцу и вернулся на свое место, отделенное от салона толстым пластиком.

— Если вам что-нибудь понадобится, нажмите кнопку вызова, — на всякий случай напомнил он.