И он поправился. Выздоровел. Выписали его на работу в самый день моего этапа в Тайшет, — и, далее, в Красноярский край — в ссылку. С того времени ничего о нём не слышал. И товарищи, что писали мне после 30–го ноября прошлого года, ничего про него не знали…
И вот, он несёт меня к ним! …
Конечно, наш пострел везде поспел: Тацуро Катакура и тут впереди!
Когда Томи опустил меня к трибунке, «пострел» говорил что–то, но не толпе, а микрофону и тысячеголовому Чудищу — наставленным нам в лица телекамерам, и чёрным «шомполам» на длинных штоках…
Говорил он обо мне. Переводил мне его слова переводчик Масару. После Тацуро начался каскад коротких, но эмоциональных выступлений. Никто их мне не растолковал. Томи и Тацуро вошли в моё состояние и успокоили: — Все они были тогда в Братске и, — точно, — знали тебя! К микрофону прорвался следующий сладкоглас. Им оказался Садао Накахара — тоже мой кровник. Был он порядочнейшим и очень тёплым товарищем, хотя близкими друзьями мы не были. Запомнился он рассказами о тонкостях национальных японских традиций. Но теперь, его… понесло: «К нам, — говорил он, — прилетел ну совершенно святой человек! Ангел! Он отдавал себя людям без остатка! Он, например, больше года — каждый Божий день — дарил мне… половину своей хлебной нормы! Я тогда от голода терял сознание…» Это было неправдой! Не отдавал я никому столько хлеба! Меня бы тогда самого давно не было бы в живых. Четверть пайки, — бывало, — отдавал. Но никогда — больше трёх недель. Этого, между прочим, было достаточно, чтобы поддержать товарища. Не дать ему «дойти». Не позволить превратиться в «фитиля»… Фитиль… Это конец…
Когда Садао отговорился, и место его у микрофона занял ещё один братчанин — Мотохито Тсуда, я высказал Накахаре недовольство его враньём, и попытался сделать замечание устроителям неприятного мне конкурса славословия. Но взвился сходу Нарийши Фукумару — тоже кровник, и тоже спасённый мною моряк — в молодости он преподавал на кафедре навигации Военно—Морского колледжа в Токушима. Он крикнул: Это не справедливо: «В толпе!, — так ты всех нас назвал, — много тех, кого ты выдернул с «того света»! Они отлично понимали, во что обходился тебе твой самоубойный альтруизм. И всю их жизнь после лагерей вспоминали и оценивали твои поступки относительно чужих тебе пленных японцев. Так цени это и ты, правдолюбец!…».
— Допустим, — ценю… Но мне очень стыдно! Такое множество встречающих… Столько людей! Видел подобное только в хронике: показывали встречу экипажа советского самолёта в Ванкувере; он прилетел из Москвы, преодолев огромные расстояния и даже Северный полюс!… Там всё было понятно — герои!… А я?…
— Что значит: «А я?»?! — Вмешался помалкивавший до поры Масаро. — У нас, мой друг, не так много доброжелателей, которые в трагические для народа времена бескорыстно помогали бы нам… Почему–то, лишь ты, из тысяч, окружавших, моего брата, протянул ему хлеб и руку… Об этом нужно знать всем нам! Не тебе, — им, которые пришли тебя встретить… Вообще, дурацкий какой–то разговор, и тема его дурацкая! А ты, — он хотел, видимо, ещё что–то сказать — злое, но удержался, — а ты, мой дорогой, не капризничай! Толпа не нравится? Шум раздражает? А ты не подумал, что все они, — которые пришли сюда повидать тебя, или хоть увидеть, — они устали тоже. Ты спал — или отдыхал просто — в уютном кресле, — пусть даже все тридцать часов. А многие из них добирались сюда, со своих островов и островков, по нескольку суток или даже недель — лодками, катерами, паромами. А сейчас — осень, — штормы, ливни, болтанка! А они все — старики! Больные, немощные, да ещё и раненые, и не по разу… Успокойся, ради Бога!
… И не сравнивай нас с ликовавшей канадской публикой, а себя — с лётчиками, добравшимися до Ванкувера, «покорив» полюс. Они его «покорили» в построенном для этого самолёте, тысячу раз продутом в Трубе, облётанном лучшими испытателями и напичканном американской навигационной техникой и едой, о которой ты представления не имеешь! Они «покорили»!
Ты, а не они, покорил полюс, даже не добравшись до него: что нужно было тебе вынести, чтобы выжить, вправду покорив остров в Арктике, где в годы своей молодости ты существовал на баланде из гнилого мусора и «жил» по десять месяцев в году в могиле штольни? Что?!… И потом — с чем прилетели они на «крыльях мира» к. множеству встречавших их американцев?… Ты привёз память о человеческой доброте и истинной дружбе. А те? Неужели, Ванкуверская визжавшая от восторга толпа не поняла: завершив испытательный полёт, новейший дальний бомбардировщик АНТ-25 «накрыл заданную цель!». Всё!
… «Заданная цель!»…
…Там, в Ванкувере, наши мальчики….