Навстречу мечте

«У меня в сутках 24 часа, как и у всех. Но жизнь может сложиться по‑разному, в зависимости от того,

как именно я решу использовать это время».

Ричард Симмонс, «Книга надежды»

Проснулись мы, только когда в палатке стало очень жарко. Мы расстегнули один ее край и увидели лазурные воды Байкала под сияющим ярким солнцем. Самый опасный участок дороги был позади. Сегодня мы собирались проехать до конечной Слюдянки и отправиться вперед по железной дороге Байкала. Мы искупались в обжигающе холодных водах озера, наскоро перекусили фруктами и отправились в горку, прямо к остановке поезда. Я не нашла ничего лучше, чем надеть новые берцы, и уже по пути чувствовала, что натерла ужасные мозоли. До поезда оставалось пять минут. Еле-еле добравшись до станции, мы плюхнулись на ближайшую скамейку. Запыхавшиеся и мокрые мы сели ждать заветный экспресс, который должен был прибыть с минуты на минуту. Переобувшись в другую пару кроссовок, я запихнула красивенькие берцы подальше в рюкзак. «Не сейчас», – сказала я мысленно им.

Сев в поезд, я заплатила семьдесят два рубля за нас двоих из выловленной в роднике мелочи. Мы понимали, что от конечной станции нам надо будет ехать еще пять часов, и поэтому предусмотрительно закупились водой. Вся дорога составляла сто километров, но множество остановок на пути не давали поезду ехать быстрее.

Один билет со Слюдянки до конечной «порт Байкал» стоил сто сорок пять рублей. В электричке было немного прохладнее, чем на улице, но все равно очень жарко. Я, словно загипнотизированная, смотрела в окно. Я никогда не задавалась целью посетить Байкал, но, побывав там, знала, что захочу вернуться. По пути встречались длинные туннели, и в одном из них, в кромешной темноте, я поцеловала Максима. Мне показалось, что это романтично. Как сон, когда все происходит вроде и с тобой, а вроде и нет. Может быть, поразительная красота природы настолько меня опьянила, что мне захотелось сделать это. Не то чтобы мне нравился мой путник, но мы столько всего пережили, и он уже стал родным и самым близким человеком на всем белом свете. На тот момент я уже не представляла жизни без путешествия и Максимки, который до сих пор так и не научился разжигать костер. Это уже начинало казаться мне забавным.

Проехав многочисленные остановки, мы наконец добрались до нужной станции. Словно два буратино, мы выкатились из поезда на деревянных ногах от долгого сидения на одном месте и сразу отправились в небольшое кафе, похожее на контейнер. Там мы купили по пирожку с капустой и чай. Паром отходил в четверть девятого вечера. Это значило, что нам оставалось ждать еще целый час. Мы сидели за пошатывающимся круглым столиком, и я вслушивалась в разговор мужчин за барной стойкой. Манера их речи выдавала гостей из Восточной Европы. Их язык казался мне знакомым, он явно был родственен русскому. Так и не поняв, на каком языке они говорят, я решила пройтись по улице и случайно увидела маленький магазинчик со сладостями. Я посмотрела на Максима – он одобрительно кивнул. На оставшиеся деньги из родника мы купили два огромных безе, еле помещающихся в руки. В тот момент я почувствовала себя абсолютно счастливой. А говорят, абсолютного счастья не бывает…

В назначенное время мы сели на паром и отправились в Листвянку. Те двое мужчин из кафе были здесь же и продолжали разговаривать на своем языке, подогревая мое любопытство. Теперь мне казалось, что это венгерский. В университете я хотела изучать этот язык, но мама настояла, чтобы я пошла на английское отделение переводов. Так и начались мои бесконечные метания. Учеба мне не то чтобы совсем не нравилась, просто была чрезмерно скучной и напряженной. Мои нервы вскоре перестали выдерживать, и на третьем курсе я стала бесконечно прогуливать и болеть. В определенный момент нас перераспределили по языковым группам. Теперь вместо пяти их было три – для тех, кто вторым языком изучал испанский, французский и немецкий. Учеба из очень сложной превратилась в невыносимо сложную. У меня каждый день поднималась температура, я страдала от недосыпа, а также от нескончаемых причитаний родственников о том, что мне надо хорошо учиться. В общем, я не выдержала и ушла в академический отпуск. Удивительно, но мама меня в этом поддержала. Наверное, уже тогда она поняла, что я на грани. Я могла разреветься в любом месте и абсолютно по любому поводу. Иногда я плакала и на лекциях, незаметно прикрывая ладонями лицо. Меня постепенно съедали приступы необъяснимой тревоги, и я не могла учиться как прежде. Еще у меня сильно болели пальцы, которые я нещадно обгрызала, а потом спала в перчатках, добавляя туда масло, творог или мед.