– Сейчас у него жар, – вставила миссис Аркрайт. – Пока что мы даже не можем привести несчастного в чувство.
– Это серьезно, – хмуро промолвил полковник. – Он явно услышал там что-то важное. Остается только надеяться, что скоро он придет в себя. – Он повернулся к Энтони. – А как вы провели время? Трудно было с непривычки, а?
– Никогда еще так весело не проводил время, – неожиданно ответил он.
– Как! В этих жутких лохмотьях? – изумилась Венеция.
– Без этого не было бы весело, – не раздумывая, ответил он.
– Ему там и впрямь понравилось, – заметил граф. – Что, признаться, меня немало удивило.
– Нам придется туда вернуться, – поспешил добавить Энтони. – Если Девениш не придет в себя и не расскажет нам, что услышал, придется все разведывать самим.
– Верно, – веско произнес полковник. – Но давайте надеяться, что он поправится.
Однако Девениш не поправился. К следующему утру жар усилился, несчастный метался и ворочался в койке, у него начался бред.
– Не ждут… – бормотал он. – Застать врасплох… Английские черти…
– Думаю, это про нас, – шепнул полковник. – Он повторяет что-то услышанное в лагере русских. Но поди знай, что это означает. И как они могут застать нас врасплох, если мы постоянно находимся в полной боевой готовности, хотел бы я знать.
– Значит, есть что-то, о чем мы не подумали, – заметил граф. – Но
– Даже предположить не могу.
Девениш застонал. Венеция села на край кровати и нежно промокнула платочком его вспотевший лоб. Он продолжал говорить, но его голос уже был едва различим.
– Послушайте, полковник, мы больше не можем ждать, – с напором произнес граф. – Нужно вернуться в лагерь и разведать, что к чему.
– Но как это сделать? – воскликнул полковник. – Больше никто из моих людей не говорит по-русски. Девениш этим и был ценен для нас.
– Никто? – с тревогой в голосе повторил граф.
– Некоторые ребята нахватались слов, но никто так свободно, как он, не говорит. Был еще один, но его убили, и я до сих пор не могу найти ему замену. Можете передать это ее величеству, лорд Маунтвуд.
– Передам, но сейчас нам это не поможет, – мрачно произнес граф.
В этот миг Девениш неожиданно сел в кровати, выкрикнул несколько раз подряд три непонятных слова и вдруг замолчал. Потом повалился на подушку, тяжело дыша и дико тараща глаза.
– Это было похоже на русский, – заметил полковник. – Хотел бы я знать, что он говорил.
– Он говорил: «Убить их всех, убить их всех», – спокойно ответила Венеция.
В наполненной изумлением тишине все повернулись к ней.
– Вы что, поняли, что он сказал? – недоверчиво спросил полковник.
– Да. Я говорю по-русски. У моей горничной мать была русской и научила меня. Она говорила, я должна знать языки получше, чем пресный английский. Мне русский всегда нравился. – Она поднялась с кровати и встала между графом и полковником. – Похоже, без меня вам не обойтись.
– Забудьте об этом, – выпалил граф. – Я не позволю вам идти через проход и приближаться к русскому лагерю.
– Но почему? – искренне удивилась она.
– Почему? Это же очевидно.
– Мне – нет. Вы приехали сюда послужить своей стране, и теперь оказывается, что есть лишь один способ это сделать. Вы не имеете права отказываться. Это означало бы невыполнение долга.
Граф воззрился на нее.
– Айвен, послушайте, – продолжала убеждать его она. – У русских есть тайный план. Они могут уничтожить и это место, и всех, кто здесь находится. Если им это удастся, это может поставить под удар всю северо-западную границу. Не важно, что я женщина. Не важно, что я ваша жена. Важно то, что вам показали способ избежать несчастья. Вам в руки дано орудие, и вы должны им воспользоваться. У вас нет выбора.
Побелевшее лицо и ужас в глазах мужа указали ей на то, что он осознал истинность ее слов.
– Она права, – тихо произнес полковник. – Чего ждет от нас королева?
– Она ждет, что мы любой ценой выполним задание, – глухим голосом ответил граф.
– Я думаю, нужно отправляться немедленно, – сказала Венеция. – Тогда мы доберемся до них к вечеру.
Говорить больше было не о чем. Граф понимал, что она права. Долг перед отчизной требовал выполнения задания, невзирая на опасность, пусть даже ценой собственной жизни.
Эта мысль не была для него новой, но только сейчас возможное самопожертвование перестало быть призрачным. Ему захотелось кричать, что Венеция не должна лезть на рожон, потому что он не сможет жить без нее. Но ничего этого он не сказал, а лишь промолвил уныло:
– Вы правы, любовь моя. Едем как можно скорее.
– Спасибо, – тихо ответила Венеция.
Однако все понимали, что кроме нее этого сделать некому, что рано или поздно придет время, когда ей придется столкнуться с опасностью лицом к лицу, и, возможно, никто не сможет прийти ей на помощь.
Когда возвращались в свою комнату, граф в уме перебирал все те слова, что хотел сказать ей. Но ни одного из них он так и не смог произнести.
Он перестал ее узнавать. К примеру, он не знал, что она владеет русским. Хотя насколько хорошо он вообще ее знал?