Навстречу буре (СИ)

— Иди, Ви, — успокоил её Нейтан, снова вперился гневным взглядом в Медсена и, натянув самодовольную ухмылку, произнес: — Хорошо, если вам будет угодно.

— Я расскажу всё мистеру Джефферсону, — буркнула Виктория напоследок перед тем, как зайти внутрь класса.

Пока этот неотесанный бугай вёл его в кабинет ректора, Нейтан раздумывал, что такого могло случиться. После того случая с Самантой он вёл себя тише воды, да и даже если бы не вёл, то Уэллс точно не был тем человеком, который стал бы его отчитывать. Слишком уж их семейка зажала его яйца в тиски: учитывая, что только благодаря финансовой поддержке Прескоттов эта дыра всё ещё стояла, к нему вообще не могло возникнуть никаких претензий. Разве что… разве что Саманта не выдержала и всё рассказала. Но кто теперь ей поверит, спустя столько времени?

Дэвид Медхрен довёл его до места назначения, распахнул дверь и подтолкнул в спину.

— Руки от меня убрал, урод! — резко развернувшись, отмахнулся он.

— Входи давай, — буркнул охранник и захлопнул за ним дверь.

— Присаживайтесь, мистер Прескотт, — послышался басовитый, вечно вежливый (и слегка подвыпивший) голос ректора.

— И что же я, по-вашему, натворил? — плюхнувшись в кресло и закатив глаза, протянул Нейтан.

— Речь о вашей комнате.

— Меня что, обчистили?! — Нейтан взволнованно подался вперёд, его нога, против воли, нервно дёрнулась.

— Нет, эм… — Уэллс сложил пальцы домиком и наклонился поближе, — мистеру Медсену и впрямь пришлось выдворить из вашей комнаты некоего мужчину, хоть по его словам тот ничего и не взял.

— Он его поймал? Узнали, что за хрен это был?

— Выражения, мистер Прескотт! — повысил голос Уэллс. — Нет, он сумел сбежать.

— Бесполезный идиот…

— Я вызвал вас не из-за этого. Мистер Медсен был в вашей комнате после того, как злоумышленник сбежал, и обнаружил там некоторые… неприемлемые вещи.

— Этот гандон рылся в моих вещах?!

— Выражения! — Уэллс даже нашёл себе смелость ударить кулаком по столу. Нейтану стыдно было признавать, но это подействовало — он дернулся от неожиданности и притих. — У вас вся комната увешана какой-то мерзостью, мистер Прескотт. Поначалу я даже не поверил, когда мистер Медсен доложил мне, но когда я увидел всё своими глазами… я вынужден буду сообщить об этом вашему отцу. Такие изображения в общежитии академии — это неприемлемо. Совершенно неприемлемо. Вынужден попросить вас избавиться от них немедленно.

— Вы… что? — под этим «что» Нейтан в данный момент чего только не подразумевал. Он покраснел и был готов взорваться, но взрывалась пока только его голова от осознания ситуации.

— Мистер Прескотт… Нейтан, — его голос смягчился, но отдавал теперь явной фальшью, — не знаю, говорил ли вам кто-то это раньше, но подобные наклонности — это… что-то не здоровое. Вы должны…

Он не успел договорить. В этот момент дверь в кабинет распахнулась, и внутрь вошёл Марк Джефферсон. Его брови были нахмурены, пиджак чуть натянулся, а руки он сунул в карманы брюк, но даже похода выдавала в нём волнение и злость.

— Я протестую!

— И против чего же вы протестуете, мистер Джефферсон? — вздохнув, спросил его Уэллс.

— Я поинтересовался у мистера Медсена, зачем же вы забрали моего ученика с занятия, и затем мне пришлось выслушивать, как этот, простите меня за резкие слова, самодовольный индюк с ухмылкой рассказывал мне, что мистеру Прескотту сделают выговор за его творческое самовыражение!

— Мистер Джефферсон, уж вы-то воздержитесь от подобной лексики и не заставляйте меня делать вам, преподавателю, замечания о поведении.

— Примите мои извинения, — быстро проговорил Джефферсон. Нейтан готов был поклясться, что увидел, как линзы его очков в этот момент сверкнули. Мистер Джефферсон всегда был вежливым, но извиняться не любил. — И всё же вынужден настоять, что наказывать ученика за его взгляды на творчество — это какое-то варварство!

— Вы хоть видели, что именно у мистера Прескотта развешано по всем стенам? — с сомнением спросил его Уэллс.

— Конечно видел!

Нейтан чуть было не брякнул «Что?!». Он никогда не показывал Джефферсону свою комнату. Да, преподаватель был в курсе его увлечений готикой и кладбищенской эстетикой, но то, что он хранил у себя, даже ему не рискнул показывать. Его учитель сейчас врал прямо в лицо ректору. Зачем?

— Это было моим заданием на лето, — уверенно продолжал Джефферсон.

— Вашим… заданием? — растерянно переспросил Уэллс.

— Конечно. Я требую от своих студентов выходить за стандартные рамки их повседневного восприятия. Только так они смогут перейти из серой массы обывателей в стан истинных художников и фотографов, и говорить им сейчас, что их интересы какие-то неправильные — всё равно что зарубить их тягу к искусству!

— Но, Марк, вам не кажется, что это уже слишком?

— Если вас не устраивают мои методы, не лучше ли обсудить это наедине, как считаете?

Нейтан отметил, как Джефферсон говорил с Уэллсом. Твёрдо и спокойно, словно это он был ректором и устанавливал правила. Пожалуй, ему не помешало бы запомнить пару таких трюков.

— Конечно, — сдался, наконец, Уэллс.